Шрифт:
Закладка:
Джозеф Бьюкенен не видел надежды на второй Юго-Западный удар. Его логика была безупречна. Успешная железнодорожная забастовка зависела от остановки движения поездов, а без поддержки железнодорожников это не могло произойти, по крайней мере достаточно быстро, чтобы что-то изменить, если только забастовщики не применят силу, чтобы остановить их. Если бы они применили силу, то встретили бы отпор. Они могли бы победить депутатов, пинкертонов и железнодорожных детективов. Сражаясь за жену и детей - "Бетти и малышей", - они могли бы даже противостоять ополченцам. Но взяться за дороги, находящиеся под управлением управляющих, означало привлечь федеральное правительство и федеральные войска. Рабочие не могли сравниться с армией. И по мере эскалации насилия рабочие, как говорил Гулд, стали бы бороться не с монополией, а с правительством. Это была революция, а рабочие, не желающие голосовать за революцию, вряд ли будут за нее бороться.31
В данном конфликте критически важным элементом было право на получение наследства; без него у федерального правительства было меньше полномочий для вмешательства. Закон о Поссе Комитатус 1878 года, принятый после забастовок 1877 года, на время лишил президента возможности задействовать армию США в случае гражданских беспорядков, за исключением случаев, когда такое использование прямо разрешено Конституцией или актом Конгресса. Это привело к тому, что в дополнение к полиции и частным охранникам стали больше полагаться на милицию штатов.32
Штаты не всегда были в состоянии взять на себя ответственность. После Гражданской войны ополчение пришло в упадок. Они почти исчезли на Среднем Западе и Западе, а искупительные правительства Юга быстро уничтожили ополченцев Реконструкции. После Великой забастовки 1877 года страх перед гражданскими беспорядками привел к созданию на Среднем Западе новых подразделений Национальной гвардии, которые опирались на небольшие, лучше финансируемые, лучше дисциплинированные и лучше вооруженные добровольческие группы, набранные в основном из представителей среднего класса. В 1880-х годах создание подразделений Национальной гвардии было наиболее заметным в промышленных штатах Северо-Востока, особенно в Нью-Йорке и Массачусетсе. Военные склады Нью-Йорка были рассчитаны на рабочий класс, но штат также финансировал двадцать шесть военных складов за пределами города. В 1887 году в ответ на Великие потрясения федеральное правительство удвоило ассигнования на оснащение подразделений Национальной гвардии, но сумма все равно была скромной - 400 000 долларов.33
С 1886 по 1895 год губернаторы 328 раз использовали гвардию для подавления гражданских беспорядков. Чаще всего гвардия противостояла забастовщикам в промышленных штатах Иллинойс, Пенсильвания, Огайо и Нью-Йорк, но даже здесь губернаторы неохотно использовали солдат. Хотя рабочие стали воспринимать гвардейцев как орудие работодателей, реорганизованные подразделения Национальной гвардии на большей части территории страны не были силой, способствующей борьбе с забастовками, и иногда симпатизировали забастовщикам.34
Гулд понимал, что наиболее важные вмешательства в трудовые конфликты будут исходить от наименее демократичного сектора правительства: судов, особенно федеральных. Способность корпораций и крупных работодателей приобретать все большее влияние на суды и способность этих судов применять силу в поддержку частных компаний изменили баланс сил между рабочими и работодателями. Гулд поставил на то, что суды будут на его стороне, и он оказался прав.35
Постепенно и с большим внутренним конфликтом суды стали трактовать свободный труд только как право собственности работника на свой труд. Таким образом, оно было одновременно и "естественным" правом, и подлежало ограничениям прав собственности, воплощенным в соображениях Salus populi. Рабочие могли отказываться от своего труда в ходе забастовок или бойкотов, но не в том случае, если такие действия ущемляли права других работников, наносили ущерб общественному благосостоянию, нарушали правила рынка или незаконно снижали стоимость имущества работодателя. Судьи опирались на ранее высказанное Стивеном Филдом несогласие по делу о скотобойне (1873 г.), в котором свободный труд определялся как право заниматься своим делом без ограничений. По замыслу Конгресса, Четырнадцатая поправка должна была гарантировать, что штаты не будут вмешиваться в осуществление гражданских свобод, гарантированных Конституцией. С помощью материального процесса судьи пытались использовать поправку для закрепления в Конституции свободы договора, открытой конкуренции и laissez-faire, хотя ничего из этого не было в документе. Суды сделали поправку средством для вынесения решений о конституционности регулирующих законов, касающихся бизнеса и труда, путем оценки их материального эффекта. Любая попытка ограничить конкуренцию рассматривалась как попытка монополии, что было неприемлемо для либеральной судебной системы.36
Сделав свободный труд практически идентичным материальному процессу, суды потенциально превратили законы о лицензировании, забастовки, бойкоты, закрытые цеха и даже некоторые правила общественного здравоохранения в юридические эквиваленты рабства. Попытки рабочих организовать забастовку или бойкот становились заговором против прав других рабочих, которые не бастовали, на получение профессии, а также нарушением нового "права" капитала на справедливую ожидаемую прибыль от инвестиций.37
Юридические формалисты, закрепившие правовую процедуру, не действовали в изоляции; у них были политические союзники, разделявшие их трактовку свободного труда. В 1887 году сенатор-республиканец Генри Теллер из Колорадо представил неискаженную версию этой интерпретации. Ни один рабочий, провозгласил Теллер, не должен отказываться от своего права продавать свой труд, потому что "разница между рабом и свободным человеком состоит главным образом в том, что свободный человек может распоряжаться своим трудом ... на условиях, установленных им самим". Что "нужно американскому рабочему, так это индивидуализм, свобода от контроля других", и ни "законодательство, ни правила гильдий, ассоциаций, профсоюзов, ни другие условия" не должны мешать этому. Вторя Линкольну, Теллер утверждал, что сегодняшний рабочий - это завтрашний капиталист. Судьи все чаще рассматривали забастовку, по определению, как нарушение естественного права и общественного благосостояния и выносили судебные запреты на их прекращение.38
Когда в марте 1886 года вспыхнула Великая юго-западная забастовка, ее движущей силой стали рядовые члены профсоюза, как черные, так и белые. Они были убеждены, что у рыцарей нет иного выбора, кроме как защищать соглашение 1885 года, иначе они потеряют всякий авторитет и эффективность. Они считали, что их единственным шансом на победу является оспаривание Юго-Западной системы в целом, поскольку все дороги нарушили соглашение. Они считали, что рыцари на других соединительных дорогах откажутся обрабатывать вагоны Юго-Западной системы. Гулд и его генеральный менеджер, в свою очередь, представили забастовку как неразумную реакцию на увольнение одного рабочего на железной дороге Техас и Пасифик, которую контролировал суд, а не Гулд. Юго-западная система, утверждал Гулд, была скорее жертвой, чем зачинщиком конфликта. На момент забастовки у Knights District Assembly 101, которая объявила забастовку, не было денег в казне, и она не уведомила Паудерли и национальный профсоюз о своих действиях.39
Тактика Гулда, как и
