в свою комнату, понял, что спать ему не придется. Кроме неприятного запаха горелых стихов, мешала и вода. Расторопный Фредди обратил помещение во внутреннее море. Разве что утка могла бы устроиться на такой постели.

 Вот почему минут через десять Мордред лежал на диванчике с высокой спинкой, который, в свою очередь, стоял в библиотеке. Он считал овец, но сон не шел; да и впрямь, заснешь ли на дыбе? Стоит ли считать овец, если каждая из них, обретя сходство с Аннабеллой, бросает на тебя укоризненный взгляд?

 Собравшись послать куда-нибудь двести тридцать вторую овцу, Мордред подскочил, как от взрыва, ибо внезапно зажегся свет. Подрожав немного, мой племянник осторожно высунул нос, чтобы понять, в чем дело.

 В комнату только что вошли три человека: сэр Мергатройд с тарелкой сандвичей, его жена с сифоном и стаканчиками и сама Аннабелла с бутылками, в которых он опознал виски и два имбирных пива.

 Племяннику моему претит всякое лукавство, и он собрался вскочить, а там — и удалиться, но понял, что шлепанцы — где-то глубоко под диванчиком. Нельзя же, в самом деле, предстать перед Аннабеллой босым!

 Поэтому он лежал, слушая в тишине, как свистит содовая и произносят «кляц!» бутылки имбирного пива.

 В конце концов хозяин заговорил.

 — М-да… — сказал он. — Дела-а…

 Забулькало пиво, потом леди Спрокет-Спрокет тихо, изысканно произнесла:

 — Больше ничего не предпримешь.

 — Вот именно, — поддержал ее муж. — Судьбы не переборешь. Что ж, придется торчать в этом проклятом бараке… Все деньги уходят, до гроша! А если б не эти чертовы гости… не эти… ну, эти… стоял бы страховой инспектор у горки пепла и выписывал чек! Нет, какие кретины! Ты видела Фриппа с ведрами?

 — Еще бы! — вздохнула хозяйка.

 — Аннабелла! — сказал хозяин.

 — Да, папочка?

 — Если тебе придет в голову выйти за Алджернона Фриппа, Уильяма Биффена, Джона Гаффингтона, Эдварда Проссера, Томаса Мейнприса или Фредерика Бута, помни: только через мой труп. Нет, какие гады! Ведра, видите ли! Мы бы могли переехать в Лондон…

 — В хорошенькую квартирку… — сказала леди Спрокет-Спрокет.

 — Рядом с клубом…

 — И с магазинами…

 — И с театрами…

 — И с друзьями…

 — Когда Аннабелла, — продолжал баронет, подкрепляясь сандвичем, — проявила такой ум, распознав возможности Маллинера, счастье было буквально под рукой. Эта усадьба давно ждала человека, который бросает сигареты в корзину. Я верил, что нам наконец послали ангела…

 — Папа, — сказала Аннабелла, — он сделал все, что мог.

 — Да, — согласился хозяин. — А как он ведра опрокидывал! Как путался в ногах! В жизни мне никто так не нравился. Хорошо, пишет стихи — но так ли это страшно? Поэты — тоже люди. Да я сам на банкете Верных Сынов Вустершира сочинил очень недурной стишок. Всем очень понравилось, они даже подпевали. Вот, послушай: «Одна девица из Иттельна вела себя неосмотрительно…»

 — Папа! При маме!

 — Да-да, не стоит. Что ж, пойду лягу. Идем, Аврелия. А ты, Аннабелла?

 — Я еще посижу, подумаю.

 — Что-что?

 — Подумаю.

 — А, подумаешь! Ну-ну.

 — Мергатройд, — сказала леди Спрокет-Спрокет, — неужели это конец? Сигарет еще много, мы могли бы дать ему корзинку…

 — Зачем? Сама слышала, он уезжает. Когда я подумаю, что мы никогда не увидим этого… Эй, эй, эй! Ты что, плачешь?

 — О, мама!

 — В чем дело, дорогая?

 — Мама, я его люблю! Еще там, у дантиста, я это поняла. А теперь…

 — Эй! — крикнул Мордред, выглядывая из-за спинки. — Аннабелла, это правда?

 Появление его, естественно, вызвало некоторый отклик. Сэр Мергатройд подпрыгнул, как скачущий боб. Жена его задрожала, как желе. Что же до их дочери, она разинула рот и смотрела, как смотрят те, кому явилось привидение.

 — Вы меня любите?

 — Да, Мордред.

 — Сэр Мергатройд, — сказал мой племянник, — имею честь просить у вас руку вашей дочери. Я всего лишь бедный поэт…

 — Бедный?

 — То есть скромный. А так, вообще, я богатый. Я могу предоставить Аннабелле все, что требуется.

 — Тогда берите ее, мой мальчик! Жить вы будете в Лондоне?

 — Как и вы.

 Сэр Мергатройд покачал головой.

 — Нет-нет, мечты мои кончились. Да, я надеялся, в конце концов — дом застрахован на сто тысяч фунтов, но что с того? Доживу мои дни в этой проклятой усадьбе. Выхода нет.

 — Вы хотите сказать, что у вас нет парафина? Баронет вздрогнул.

 — Парафина?

 — Если б он был, — нежно заметил Мордред, — могло бы оказаться, что нынешний пожар не совсем потух. Так бывает с пожарами. Льешь эту воду, вроде все в порядке, а искра-то осталась! И ка-ак вспыхнет!.. Скажем, здесь.

 — Или в бильярдной, — подсказала хозяйка.

 — И в бильярдной, — поправил ее мой племянник. — Да что там, и в гостиной, и в столовой, и в кухне, и в людской, и в комнатке у дворецкого. Но если нет парафина…

 — Мой мальчик, — жалобно сказал баронет, — откуда вы это взяли? У нас его завались. Весь погреб полон.

 — Аннабелла покажет, как туда пройти, — предложила хозяйка. — Покажешь, доченька?

 — Конечно, мама. Тебе там очень понравится, дорогой. Так живописно… Может быть, тебя заинтересуют наши запасы бумаги и стружек…

 — Ангел мой! — восхитился Мордред. — Ты обо всем подумала!

 Он отыскал шлепанцы и вместе с нею направился к лестнице. Когда они шли по ступенькам, над перилами показалось