В конце длинного помещения была ниша площадью в двадцать квадратных футов, для входа в которую тоже требовалось приложить ладонь. Оружие, хранившееся здесь, имело такую разрушительную силу, что только восемь человек из нескольких сот, находившихся в Тэндер-хилле, имели разрешение на вход. При этом никто не мог войти один. Система требовала, чтобы трое из восьми обладателей допуска приложили ладонь к стеклянной панели, один за другим, в течение минуты, после чего дверь открывалась. Но контролировал систему доступа тот же Бдительный, а новая программа, созданная Лилендом, делала его единственным смотрителем тактического ядерного арсенала хранилища. Он приложил ладонь к прохладному стеклу, и пятнадцать секунд спустя многослойная стальная дверь «Макгрудер» медленно открылась, гудя электромоторами.

Справа от двери, на крючках, висели двадцать рюкзаков с ядерными бомбами, не было только первичных детонаторов и пакетов с компонентами бинарной взрывчатки. Детонаторы хранились в ящиках, стоявших вдоль дальней стены. Слева от двери, в шкафах со свинцовой изоляцией, в ожидании Армагеддона лежали пакеты.

Подготовка СРВЧС включала знакомство с разнообразными ядерными устройствами, которые могли быть заложены террористами в американских городах, поэтому Лиленд мог собрать, вооружить и разоружить атомные бомбы практически любой конструкции. Он достал компоненты из шкафов, снял с крюков два рюкзака и собрал обе бомбы всего за восемь минут, нервно поглядывая на дверь. Он вздохнул с облегчением, только когда поставил таймеры обоих детонаторов на пятнадцать минут и включил часы.

Лиленд набросил автомат на плечо, просунул одну руку в ремни одного рюкзака, другую — в ремни другого. Каждое устройство весило шестьдесят девять фунтов. Он оторвал от пола оба и вышел из ниши, согнувшись, как горбун, крякая под тяжестью страшного груза.

Любой другой остановился бы два-три раза на пути через огромный склад. Любой другой вынужден был бы передохнуть, поставить бомбы на пол, перевести дыхание, потянуть мышцы, прежде чем продолжить. Но не полковник Фалкерк. Огромный груз ломал его спину, тянул вниз плечи, вызывал боль в руках, но он становился тем счастливее, чем сильнее была боль.

Один из рюкзаков он оставил на полу в центре главной пещеры того уровня, куда выходили лифты. Затем оглядел с чувством удовлетворения мощные стены и гранитный потолок. Если где-то в скальной породе имеются трещины — а они наверняка имеются, — то стены обрушатся и увлекут за собой все, что есть наверху. Но даже если эти могучие камни выдержат силу взрыва, ни один из тех, кто попытается найти убежище на этом уровне, не выживет. Даже инопланетные жизнеформы с огромной приспособляемостью не смогут восстановиться после того, как сгорят в ядерном пекле и будут сведены к случайным атомам.

Ядерная боль.

Он не сможет ее пережить, но докажет, что ему хватило силы воли созерцать ее и вынести. Ослепительная агония будет длиться всего долю секунды. Не так уж и плохо. Не так плохо и не так мучительно, как сильные и длительные побои, наносимые кожаным ремнем или ракеткой для пинг-понга, в которой для усиления боли насверлена куча дырок.

Продолжая держать вторую бомбу за ремни, Лиленд улыбнулся, глядя на то, как дисплей отсчитывает секунды, оставшиеся до Рагнарёка. Портативные бомбы хороши прежде всего тем, что после приведения в боевое положение их невозможно разоружить. Он мог не беспокоиться — теперь уже никто не сорвет его планы.

Он вошел в кабину лифта и нажал кнопку второго уровня.

Д’жоржа с Марси направилась прямо к Джеку Твисту, встала рядом с ним и уставилась на корабль, поднятый на козлы. Хотя разрушение блока памяти и нахлынувшие воспоминания в большей или меньшей мере подготовили Д’жоржу к этому зрелищу, ее переполнил трепет не менее сильный, чем то чувство, которое охватило ее в военном транспортнике, когда перед ней впервые открылась потрясающая правда. Она протянула руку, чтобы прикоснуться к пятнистому корпусу, и, когда кончики пальцев дотронулись до поцарапанного и потертого металла, ее охватила дрожь — отчасти от страха, отчасти от ощущения чуда, отчасти от радости.

То ли в подражание матери, то ли действуя по собственному побуждению, Марси тоже протянула руку к кораблю. Когда ее пальчики осторожно прикоснулись к корпусу, она сказала:

— Луна. Луна.

— Да, — тут же подтвердила Д’жоржа. — Да, детка. Ты видела его спуск. Помнишь? Это не луна падала. Это он: сначала был белым, как луна, потом красным, потом янтарным.

— Луна, — тихо повторила девочка, гладя крохотной ручкой борт корабля, словно пыталась снять пятнистую пленку времени и действий, чтобы заодно очистить загрязненную поверхность собственной памяти. — Луна упала.

— Не луна, детка. Корабль. Особенный корабль. Космический корабль, как в кино, детка.

Марси повернула голову и посмотрела на Д’жоржу — по-настоящему, не мутным, направленным внутрь себя взглядом.

— Как капитан Кирк и мистер Спок?

Д’жоржа улыбнулась, крепче обняла дочь:

— Да, детка, как капитан Кирк и мистер Спок.

— Как Люк Скайуокер, — сказал Джек, подаваясь вперед и убирая прядь волос с глаз девочки.

— Люк, — повторила Марси.

— И Хан Соло, — добавил Джек.

Глаза девочки снова смотрели в никуда. Она вернулась в свой уголок и начала обдумывать только что услышанную новость.

Джек улыбнулся Д’жорже и сказал:

— С ней все будет в порядке. Может быть, на это уйдет время, но она вернется в норму, потому что ее одержимость — это борьба за то, чтобы вспомнить. Сейчас она начала вспоминать, и ей уже не нужно бороться.

Д’жоржу, как и обычно, успокаивало одно присутствие Джека, создававшего вокруг себя атмосферу спокойствия и надежности.

— С ней все будет в порядке, если мы сумеем выбраться отсюда живыми и с нетронутыми воспоминаниями.

— Выберемся, — произнес Джек. — Как-нибудь выберемся.

Стоило Доминику увидеть Паркера, как он испытал прилив теплоты. Он обнял коренастого художника и спросил:

— Черт побери, как ты здесь оказался, мой друг?

— Долгая история, — ответил Паркер.

Печаль на его лице и в глазах лучше всяких слов говорила о том, что по крайней мере часть его истории была безрадостной.

— Я совсем не хотел, чтобы ты настолько увязал в этом, — сказал Доминик.

Паркер, глядя на корабль, ответил:

— А я бы ни за что не хотел пропустить такое.

— Что случилось с твоей бородой?

— Когда тебя ждет встреча с такой компанией, — проговорил Паркер, показывая на корабль, — не мешает побриться.

Эрни подошел к борту корабля и теперь смотрел во все глаза, прикасался к нему.

Фей осталась с Бренданом, так как беспокоилась за него. Несколько месяцев назад он потерял веру — или решил, что потерял, что было для него не лучше. И вот сегодня он потерял отца Вайкезика — сокрушительный удар.