Когда де Ла-Фейяд увидел, что главнокомандующего не уговорить, он, громко сетуя на робость венецианцев, заявил о своем намерении самостоятельно пойти в атаку без всякой поддержки; это он и сделал 16 декабря, символически вооружившись хлыстом, во главе войска, численность которого, согласно хронике, составляла уже не 500, а 280 человек. Турки оказали яростное сопротивление, однако французы, несмотря на все свое безрассудство, проявили почти нечеловеческое мужество и оттеснили турок на целых 200 ярдов, удерживали отвоеванную территорию в течение двух часов и убили около 800 солдат противника, прежде чем прибывший свежий батальон янычар вынудил их отступить. Граф де Вильмор, граф де Таван и еще около 40 человек были убиты, более 60 получили серьезные ранения, в том числе и маркиз Обюссон. Сам де Ла-Фейяд, у которого кровь лилась из трех полученных ран, вернулся в безопасное место последним.

Все это было великолепно, но ничем не помогло Венеции и Криту. Когда стычка закончилась, юные герои не смогли достаточно быстро покинуть город. Они отбыли через неделю, хотя многие из них (даже те, кому удалось уйти невредимыми) больше не увидели Францию – они прихватили с собой бациллу чумы.

Вскоре после того, как выжившие высадились в Тулоне, из Франции в Кандию отправилось еще одно войско, гораздо более многочисленное, профессиональное и хорошо вооруженное. Венецианскому послу во Франции Джованни Морозини (родственнику главнокомандующего) наконец удалось убедить Людовика XIV серьезнее отнестись к своим христианским обязанностям, и весной 1669 г. первый значительный вклад французского короля в войну был готов: 6000 солдат, 300 лошадей и 15 пушек, погруженные на 27 транспортных судов, которые шли в сопровождении 15 военных кораблей. Но даже в этом случае Людовик попытался скрыть от турецких друзей свое вероломство: флот плыл под флагом, на котором были не геральдические лилии, а перекрещенные папские ключи.

Большая часть армии – около 400 человек под совместным командованием герцога де Бофора и герцога де Ноая – прибыла 19 июня. Увиденное привело их в ужас. Один из офицеров[343] писал:

Город являл собой ужасное зрелище: улицы были усыпаны пулями, пушечными ядрами и шрапнелью от мин и гранат. Не было ни одной церкви, ни одного здания, чьи стены не были бы пробиты и почти разрушены вражескими пушками. Дома представляли собой жалкие сараи. Повсюду стояло тошнотворное зловоние, и на каждом повороте мы натыкались на мертвых, раненых или искалеченных людей.

История де Ла-Фейяда тут же стала повторяться: вновь прибывшие так жаждали драки, что, отказавшись хотя бы дождаться прибытия остальной армии, сами пошли в атаку на рассвете 25 июня. Она началась неудачно: передовой отряд войска, по которому французы открыли огонь, оказался недавно прибывшим отрядом немцев, которые шли им на помощь. Когда порядок был восстановлен, французы атаковали турецкую диспозицию, и поначалу им сопутствовал значительный успех. Внезапно от случайного выстрела вспыхнули бочонки с порохом на одной из покинутых в спешке батарей. Турецкие подрывники были известны своим мастерством; их операции по минированию стали одной из характерных черт этой осады, а большая часть повреждений в оборонительных сооружениях города произошла из-за подземных взрывов. По рядам французов распространился слух, что заминирована вся земля, на которой они находятся, что батарея – скрытая взрывная скважина и взрыв, который они только что услышали, был лишь первым из цепочки взрывов, которые сейчас разнесут их на кусочки. Вместе со слухом распространилась паника. Солдаты в ужасе бежали, спотыкаясь друг о друга и падая на бегу. Увидев внезапное и совершенно необъяснимое для них бегство, турки перегруппировались и бросились в контратаку. 500 французов были убиты, и через считаные минуты их головы, насаженные на пики, триумфально пронесли перед великим визирем. В числе этих трофеев были головы де Бофора, графа де Розана (племянника великого де Тюренна) и капуцинского монаха, который сопровождал армию в качестве раздатчика милостыни.

500 человек из 6000 – не столь чувствительная потеря; через четыре дня прибыла оставшаяся часть армии Людовика, и Морозини принялся планировать новую атаку. Однако дух его новых союзников был уже сломлен. 24 июля французский военный корабль с 70 пушками слишком близко подошел к береговой батарее турок и был потоплен; а еще через несколько дней де Ноай холодно сообщил главнокомандующему, что он сажает войско на корабли и возвращается домой. Протесты, уговоры и угрозы, мольбы со стороны выжившего гражданского населения и даже громогласные призывы с церковных кафедр оказались тщетными: 21 августа французский флот поднял якоря. В последовавшем общем отчаянии немногочисленные суда, отправленные папой, Священной Римской империей и мальтийскими рыцарями, тоже подняли паруса и отправились на запад. Морозини и его гарнизон остались одни, и великий визирь Ахмед отдал приказ о всеобщем наступлении.

Каким-то образом его удалось отразить, но главнокомандующий знал, что он побежден. В его гарнизоне осталось всего 3600 человек, подкреплений в этом году ждать уже не приходилось, оборонительные сооружения лежали в руинах, и нет надежд удержать Кандию еще на одну зиму. Если же сдаться сейчас, не дожидаясь неизбежного захвата города штурмом, то он, возможно, сумеет добиться благоприятных, а может, и почетных условий. Правда, у него не было полномочий вести переговоры от имени республики, однако он знал, что в прошлом вопрос о мирных переговорах трижды горячо обсуждался в сенате (впервые в 1647 г., затем в 1657 г. и 1662 г.), и каждый раз сенат находил способы поддержать осажденный город. В любом случае реального выбора у главнокомандующего не оставалось.

Договор был заключен 6 сентября 1669 г. Великий визирь, лично восхищавшийся Морозини, оказался щедр. Венецианцы должны были свободно покинуть город в течение 12 дней, хотя допускалось продление этого срока в случае плохой погоды. Всю артиллерию, находившуюся в городе до начала осады, следовало оставить на месте; остальное жители могли забрать с собой. Турки становились хозяевами острова, однако Венеция могла оставить себе острова Грамвуса на северо-западной оконечности Крита, так и не сдавшуюся Суду и островную крепость Спиналунга, расположенную неподалеку от современного селения Элунда.

Итак, 26 сентября после 465 лет оккупации и 22 лет осады флаг Венеции был спущен над тем, что осталось от Кандии, и последние официальные представители республики, включая последнего дожа колонии Заккарию Мочениго, который, кажется, не сыграл в переговорах почти никакой роли, вернулись в Венецию. С ними отбыло фактически все гражданское население города, не желавшее оставаться под властью новых хозяев. Для Венеции это означало конец эпохи. Она сохранила три аванпоста, и на карте Эгейского архипелага все еще были