нерасторопным и нерешительным, чтобы помешать ему войти в гавань. Начало было плохим; с приходом лета, а затем осени ситуация все больше ухудшалась. Хотя Венеции каким-то образом удалось сохранить Суду, чье превосходное расположение и недавно обновленные укрепления делали ее практически неприступной с моря, турки вытеснили венецианские корабли из залива и напали на Реттимо (современный Ретимнон), который после долгой борьбы сдался 13 ноября.

Падение Реттимо имело один положительный эффект: оно привело к отставке Джованни Каппелло, которого по возвращении приговорили к году тюрьмы; на его место был назначен Джованни Баттиста Гримани – уважаемый и популярный командующий, чье появление вдохнуло во флот новую жизнь. В начале 1647 г. молодой Томмазо Морозини тоже получил возможность отомстить за прошлогоднюю неудачу: преследуя берберских пиратов, он внезапно оказался окруженным не менее 45 турецкими кораблями. Он и его команда героически сражались в последовавшей неравной битве; они не открывали огонь до тех пор, пока враг не подошел к ним почти вплотную, на расстояние прямого выстрела, и лишь после этого стали стрелять. Вскоре венецианцев одновременно взяли на абордаж три турецких судна, и началась рукопашная схватка; Морозини бился в самой гуще, пока турецкий аркебузир не подкрался сзади и не выстрелил ему в голову. Примерно в то же время был смертельно ранен и турецкий адмирал, однако битва все равно продолжалась. Выбившиеся из сил венецианцы вдруг увидели сомкнутый строй из трех кораблей с флагом святого Марка на мачтах: это Гримани, услышав пальбу, отправился на разведку. Эти три корабля тоже бросились в схватку, вынудив турок отступить. Четыре османских корабля пошли ко дну, остальные спаслись бегством. Немногие выжившие турки из тех, что брали венецианский корабль на абордаж, быстро сдались в плен. Корабль Морозини был сильно потрепан, однако остался на плаву, и его отбуксировали в Кандию, откуда останки храброго молодого капитана отправили в Венецию, где его похоронили как героя.

Когда эту весть принесли султану, он вновь страшно разгневался. На сей раз он не мог казнить своего адмирала, поскольку несчастный был уже мертв; он лишь конфисковал все его имущество и отдал приказ отправить на Крит еще больше людей, кораблей и оружия; за ними должны были следовать все новые и новые подкрепления, пока Венеции не будет преподан урок, которого она заслуживает.

Тем временем венецианцы на Крите отдавали себе отчет в том, что героизм Томмазо Морозини хоть и послужил вдохновляющим примером, но при этом никоим образом не улучшил их положение. Из четырех основных крепостей, расположенных на северном побережье острова (пятая, Сития, была так далеко на востоке, что ее на тот момент можно было не принимать в расчет), две оказались в руках неприятеля. Из двух оставшихся Суда больше года находилась в блокаде со стороны моря, там отчаянно не хватало еды, а кроме того, и в Суде, и в Кандии разразилась чума, которая не только подорвала боевой дух жителей, но и сделала невозможной нормальную гарнизонную службу. Турки, находившиеся вне городских стен, от чумы не страдали; летом 1647 г. они впервые всерьез осадили Кандию, от которой зависело будущее всей колонии, поскольку Кандия была ее столицей.

Осада Кандии продолжалась 22 года, и в течение всего этого времени Венеция фактически в одиночку защищала маленький город от военно-морских сил Османской империи; при этом гражданское население города насчитывало лишь около 10–12 тысяч человек. В прежние времена столь долгое сопротивление было бы невообразимо по той простой причине, что взаимная зависимость турок и венецианцев в вопросах торговли требовала, чтобы все столкновения между ними были краткими и энергичными. Но, когда большая часть морских торговых перевозок перешла в руки англичан и голландцев, такие соображения больше не принимались в расчет, и султан мог себе позволить не торопиться. То, что Венеция смогла продержаться так долго, объяснялось не столько решимостью защитников внутри городских стен (хотя она была велика), сколько тем, что ее флот почти непрерывно патрулировал Восточное Средиземноморье; тем самым он не только мешал всем попыткам турок блокировать Кандию с моря, но и расширил контроль над Эгейским морем до такой степени, что в последние десять лет осады турки прилагали все усилия, чтобы избежать прямых морских столкновений. Это не означает, что подобных столкновений не было; хроника войны представляет собой национальный эпос в полном смысле этого слова – историю бесчисленных битв, больших и малых, спланированных и случайных, происходивших на территории, простирающейся по всему архипелагу, от входа в Дарданеллы, где венецианский флот собирался каждую весну в надежде заблокировать вражеские корабли в проливе, до рейда у Кандии. Этот эпос богат и героическими историями: в 1649 г. Джакомо да Рива загнал турецкий флот в маленькую гавань на побережье Ионического моря и разбил его в щепки; в 1651 г. Ладзаро Мочениго у острова Парос ослушался приказа адмирала, атаковал целую вражескую эскадру и, несмотря на несколько серьезных ранений от стрел и простреленную из мушкета руку, обратил врага в бегство; в 1656 г. Лоренцо Марчелло повел свои корабли прямо в Дарданеллы, но не дожил до одной из самых полных и сокрушительных побед за всю войну; а в 1657 г. все тот же Ладзаро Мочениго, в то время главнокомандующий флотом, с эскадрой из 12 кораблей погнал 23 вражеских судна прямо в узкий пролив и преследовал их через все Мраморное море до самых стен Константинополя. Он вполне мог бы добраться и до города, если бы одна из береговых батарей не попала прямым выстрелом в пороховой погреб его корабля – от взрыва сломалась мачта, и падающая рея ударила его по голове, убив его на месте. И все же, несмотря на славные победы, великолепное искусство мореплавания и мужество людей, когда листаешь длинную и мрачную летопись этой войны, возникает ощущение, что венецианцам постоянно недоставало какого-то общего плана; что более организованная оборона ближних подходов к осажденному городу могла бы принести больше успеха, если бы нападавшим отрезали пути поставки припасов и подкреплений. Ибо, несмотря на все усилия венецианцев, подкрепления продолжали прибывать, и даже в моменты наибольшего триумфа защитники, должно быть, в глубине души понимали, что падение Кандии – лишь вопрос времени.

Город могло бы спасти лишь одно – активная и безоговорочная поддержка европейских государств; однако они ее не предоставили. Можно утверждать, что вся история экспансии Османской империи в Европу объясняется вечной неспособностью христианских государей объединиться для защиты своих стран и веры. Они не делали этого (по крайней мере, от души) со времен Третьего крестового похода почти пятьсот лет назад; не сделали они этого и сейчас. Вновь и вновь Венеция