Шрифт:
Закладка:
Он вернулся немного назад и нащупал справа провал в стене, прошел по нему несколько шагов, по-прежнему ведя рукой по стене, и внезапно уперся в стену: тупик! Но тут же Шмыр подал сигнал с другой стороны, Гэдж протянул руку — и обнаружил впереди новый поворот…
Проход теперь начал часто ветвиться, но калека по-прежнему не подпускал Гэджа к себе ближе, чем на несколько футов. В какие-то моменты становилось чуть светлее: ход, видимо, миновал некие крепостные помещения, залы, лестницы и переходы, иногда в щели между камнями процеживались лучики света, а порой даже доносились едва слышные звуки, чьи-то голоса, позвякивание металла — тогда Шмыр замирал и словно бы растворялся во мраке, и Гэдж волей-неволей следовал его примеру. Временами под ногами попадались ступеньки — ход тянулся куда-то вверх… «Куда он меня ведет? — со все возрастающей тревогой думал орк. — К Гэндальфу? Или в самом деле — в Черную Башню? Какого пса я в это ввязался…» Гэдж потерял счёт поворотам; то справа, то слева распахивались невидимые провалы, и орк с ужасом представлял себе, что, сверни он сейчас не в тот проход, или вздумай Шмыр прекратить подавать направляющие сигналы — и он, Гэдж, навек заблудится в этой сложной кротовьей системе извилистых нор и лазов, и уже никогда, никогда отсюда не выберется, даже не сумеет найти обратной дороги. Он был сейчас полностью во власти Шмыра, как некогда — Гэндальф, и, вероятно, ему теперь так же предстояло поплатиться за свою глупую доверчивость… Его окончательно охватило уныние. «Гэндальф просил Шмыра передать мне весточку? Что за бред… С какой стати? Что у него могло быть общего с этим вшивым уродом, с подлецом и предателем? Пусть записку написал Гэндальф — но когда и как, при каких обстоятельствах? Как я мог во все это поверить и заглотить наживку? Как я мог влипнуть в это дерь…»
Мысль его оборвалась на середине — проход внезапно закончился, и Гэдж вывалился (именно вывалился, потеряв точку опоры) в какое-то помещение.
Здесь, как и повсюду, стояла кромешная тьма.
Но, во всяком случае, это было какое-то открытое пространство, чуть шире той тесной норы, которую орку только что пришлось миновать. Он тут же вскочил, напряженно прислушиваясь, готовый ко всему, вплоть до удара камнем по затылку — но вокруг все было спокойно; пахло тиной, плесенью, затхлой подземельной сыростью. Ничего не происходило.
— Шмыр, — пробормотал Гэдж.
Калека не ответил.
Гэдж пошарил рукой по стене. Под пальцами был мокрый, кое-где покрытый мхом и липкой слизью камень.
— Шмыр! Где ты? — Орк едва удержался, чтобы не добавить презрительное словечко «урод».
Ответом ему было молчание.
Тишина. Темнота. Калека растворился где-то во мраке и не издавал ни малейшего звука… ушел? Бросил Гэджа здесь, одного, в узкой черной кишке каменного лабиринта? Ну, этого следовало ожидать…
Орку стало нехорошо.
Болван! На что еще он рассчитывал? На то, что это мерзкое чучело приведет его к Гэндальфу?
Стены давили. Гэджу казалось, будто они медленно, неумолимо сближаются, грозя расплющить его, точно букашку. Желание вырваться на свободу, к свету и ветру, на какой-то момент стало нестерпимым, болезненным, поистине безумным, Гэдж в ярости ударил по стене сжатыми кулаками. Я тут умру, в ужасе подумал он, заживо замурованный в этом каменном склепе. И никто никогда не поймет, куда я пропал, не обнаружит мой труп, не скормит меня шаваргам… Хоть этому последнему, пожалуй, впору даже порадоваться.
Где-то впереди вспыхнул и замерцал крохотный желтоватый огонек. Будто одинокая звезда, внезапно прорвавшаяся сквозь пелену туч.
Гэдж замер, вжался в стену. Рубаха враз прилипла к его потной спине.
Кто-то продвигался по узкому проходу ему навстречу, держа в руке помаргивающую свечу. Тусклый огонек плыл в темноте, освещая серые стены, чью-то руку и темный, бесформенный во мраке силуэт. Пришелец остановился чуть поодаль, в нескольких шагах от орка.
Гэдж молчал, затаившись во тьме. Кто это был? Шмыр? Или… кто? Фигура пришельца казалась слишком высокой и прямой для низкорослого скрюченного калеки.
— Гэдж? — нерешительно спросили из темноты. — Ты здесь?
У орка перехватило дыхание. Голос говорившего был знакомым и незнакомым одновременно…
— Гэндальф, — пробормотал он. — Это… ты?
Пламя свечи в руках пришельца чуть дрогнуло, поднялось повыше. Из ниоткуда появилось лицо угрюмого косматого старика — изможденное, неузнаваемое, чужое в неверном колеблющемся свете воскового огарка. Он сделал шаг вперед, пристально, подозрительно вглядываясь в орка… и вдруг знакомым жестом откинул волосы со лба. Неловко улыбнулся — так знакомо и подкупающе, так истинно по-гэндальфски, что сердце у Гэджа сжалось…
Он шагнул вперед, не чуя под собой ног.
— Здравствуй, дружище, — негромко, по-прежнему улыбаясь, произнес Гэндальф, но Гэдж не ответил, не мог ответить, язык не повиновался ему и слова улетучились. Внезапно — непонятно почему — ему вспомнился берег реки, тихий летний закат, серая невзрачная бабочка, опустившаяся волшебнику на палец… он порывисто шагнул к магу и, взяв в руки его ладони — такие родные, сильные, обветренные, по-крестьянски грубоватые, с четко вычерченными линиями, — со всхлипом потерянного и наконец вновь нашедшегося ребенка ткнулся лбом в его теплое, пахнущее свечным воском плечо.
***
— Осторожнее, — сказал Гэндальф. — Здесь ступенька. Мы почти «дома».
Они брели дальше по какому-то узкому извилистому проходу, и источником света по-прежнему служила одна-единственная свеча. Но впереди угадывалось пустое пространство.
— Траин не ходит по лабиринту с фонарем — свет могут заметить в щелях между камнями, — пояснил волшебник. — Поэтому приходится передвигаться в темноте, ощупью, и ориентироваться по памяти, считать повороты… Это мы, Траин, — добавил он кому-то, невидимому для Гэджа. — Не тревожься.
Впереди кто-то неодобрительно зашуршал в темноте.
Гэдж осмотрелся. Даже сейчас, рядом с Гэндальфом, ему по-прежнему было не по себе, слишком