Но кают-юнга капитана бригадирского ранга черноокий кудрявый отрок по имени Варфоломей, одинакового с ней роста и телосложения, застенчиво улыбаясь, уже протягивал Аржановой узелок о одеждой.

— Берите, Анастасия Петровна, — голосом неотвратимым, как команда «Огонь!», произнес Козлянинов.

— Вы настаиваете?

— Только прошу и предлагаю.

— Вы, Тимофей Гаврилович, будете отвечать за все.

— Это безусловно…

Верная служанка поначалу не поверила собственным ушам. Потом всплеснула руками. Потом принялась плакать и причитать, углом фартука вытирая слезы. Наконец, у нее вырвалось восклицание: «На кого ж вы нас покидаете?!» Тут Аржанова велела Глафире замолчать и побыстрее подавать ей матросские принадлежности: зеленую куртку-бострог, широкие белые штаны, черную круглую шапочку, немного похожую на колпак и сделанную из поярка.

Зеркало в адмиральской каюте достоверно показало все перемены во внешности молодой женщины. Козлянинов действительно угадал с размерами. Лишь штаны оказались длинноваты. Но она укоротила подтяжки и придирчиво посмотрела на свое отражение. Ни дать ни взять, морячок лет пятнадцати, стройный, ладный, подтянутый, находился перед ней. Пожалуй, в общем строю команды «Хотина» его и не отличишь от настоящих мореходов.

Закрыв за барыней дверь, Глафира бросилась к походному иконостасу. Она начала горячо просить Пресвятую Деву Марию заступиться перед Всевышним за рабу его Анастасию, смелую до безрассудства. Кроме молитвы, горничная прибегла к заговору-заклинанию. По ее разумению, командир «Хотина» подбил вдову подполковника на смутное дело вовсе не из добрых побуждений.

Потому, поклонившись три раза на восток и перекрестившись, служанка возвела очи к низкому потолку каюты и зашептала оберег от злого человека:

От злых дел, от злых людей,

На твоих Божьих премудрых словах

Утвердил небо и землю, солнце и месяц,

Луну и звезды Господни.

Так утверди, же сердце Анастасии

От зла, по стопам и по заповедям.

Небо — ключ, земля — замок тому ключу наружному.

Так тын, над аминями аминь. Аминь!

Трижды произнеся заклинание, она затем трижды сплюнула через левое плечо, чтобы отогнать сатану, явно сыгравшего здесь немалую роль. Только теперь Глафира сочла, что сделала все возможное для спасения барыни, и вернулась к прежнему своему занятию — вязанию носка.

Глава седьмая

Осенний шторм

На высоте ветер был сильнее.

Сначала он помогал Аржановой взбираться по наклонной веревочной лестнице, точно невидимыми ладонями прижимая ее к вантам. Но последняя часть пути на грота-марсовую площадку требовала особой сноровки. Здесь так называемые путенс-ванты располагались под обратным углом. Чтобы преодолеть их, приходилось висеть спиной вниз, делать рывки и одновременно с ними хвататься руками за следующие перекладины-веревки.

Козлянинов, поднимавшийся за Анастасией, в этот момент подставил плечо и мощно поддержал ее, почти вытолкнул наверх. Тела их невольно соприкоснулись, что, конечно, являлось нарушением правил этикета, принятого в дворянском обществе. Однако, очутившись на грота-марсовой площадке, русская путешественница как-то позабыла об этикете.

Картина, ей представившаяся, ошеломила Аржанову.

Площадка под ногами, сбитая из толстых досок, показалась ей большой, а палуба «Хотина», оставшаяся внизу, — маленькой. Порыв вольного черноморского ветра заставил ее тесно прижаться к мачте спиной, а водная поверхность, ослепительно сверкавшая в лучах солнца, — закрыть глаза. Потом она их открыла и увидела облака. Медленно плыли по небу причудливые синеватые, лиловатые и дымчато-серые громады. Очень странно вели себя чайки. С пронзительными криками, чуть не задевая грота-марс крыльями, они парили и парили в хрустальном небе, и Анастасия могла рассмотреть их черные глаза-бусины, острые клювы, белые перья на груди.

— Полезем дальше? — спросил командор.

— Мне и здесь хорошо, — ответила она.

— Это — грота-марс. Там — грота-салинг. Всего-то тринадцать метров, — он указал пальцем вверх, на еще одну черную деревянную площадку, но гораздо меньшую, над их головами.

— В следующий раз, — сказала Анастасия, продолжая крепко держаться за мачту.

— Ладно, — он кивнул. — Тем более что к моряцкому племени вы приобщились.

— Неужели? — Она усмехнулась.

— Да, взобраться на грота-марс — первое испытание для новичка. Выдержит, быть ему на флоте.

— Благодарю покорно.

— Зря сердитесь. Самое страшное — позади.

— Нисколько я не сержусь.

— Не лгите, Анастасия Петровна, — он наклонился к ней, и совсем близко она увидела его ясные голубые глаза, светлые волосы, сейчас гладко зачесанные, собранные сзади в косичку, и губы, плотно сжатые. Он был серьезен и печален.

— Зачем вы устроили это?

Мужественный мореход долго молчал и наконец признался:

— Наверное, потому, что вы мне нравитесь. Безумно нравитесь. Но у меня нет шансов. Вы существуете в каком-то другом, параллельном мире…

Тут капитан бригадирского ранга, пользуясь беспомощным положением спутницы, ее поцеловал. Он сделал это так нежно, так бережно, словно боялся, будто Анастасия, подобно белой чайке, немедленно взмахнет руками, как крыльями, и улетит от него в морскую даль, слепящую бликами, вечно подвижную, космически неизмеримую.

Разве могла она ему не ответить?

Через минуту они уже целовались на площадка грота-марса, абсолютно для того неприспособленной. Во-первых, перила там имелись только с одной стороны, наветренной. Во-вторых, поворачиваться им мешали тросы гардель и борг, проходящие с четырех сторон от мачты на расстоянии полушага. В-третьих, они все время спотыкались об огоны, или петли, вант, в количестве двенадцати штук, закрепленные на мачте снизу, и о толстенные канаты штага и лось-штага, на них накинутые. Одно их устраивало: паутина стень-вант, тянущихся вверх от грота-марса к грота-салингу, надежно укрывала влюбленных от взглядов с палубы.

Совсем не наглым ловеласом, победителем женщин, выступал командир «Хотина». Скорее, наоборот, — застенчивым вздыхателем, рыцарем печального образа, лишь мечтающим о пленительных прикосновениях, но отнюдь не добивающихся их силой и настойчивостью. Эта деликатность и волновала, и подкупала Флору. Поколебавшись немного, она сама расстегнула зеленую куртку-бострог.

Прозрачная батистовая рубашка обтягивала ее груди. Соски, твердея, темнели под тонкой тканью, как бутоны дивных цветов. Двойная складка пуговичной застежки скрывала главную тайну Анастасии — боевой шрам от скользящего удара кинжалом. Беловатая его узкая полоса пролегала точно между двумя прелестными холмиками. Если бы Козлянинов захотел расстегнуть рубашку, то она бы решительно его остановила.

Но командор не намеревался доводить ласки до последнего предела. Просунув тяжелые ладони под куртку, он сжимал талию вдовы подполковника и целовал ей шею и плечи. Чуть позже, встав перед ней на колени, он слегка прихватил губами соски, сначала левый, потом правый. Сладкий протяжный стон был ему ответом.

Бешеная радость мелькнула в глазах капитана. Он выпрямился. Женщина, которая казалась Козлянинову далекой, точно вершина горы Эверест, его любила и ему отдавалась. Пусть не здесь и не сейчас. Главное — она дала ему заветный знак. С такой наградой он преодолеет тысячу препятствий, пройдет