Шрифт:
Закладка:
На второй день командор, памятуя об отпоре, им полученном в связи с гальюном, бушпритом, кливерами и крамболом, привел Анастасию снова на бак, но к месту, женскому пониманию более доступному. Он толкнул широкую тяжелую дверь, и они попали… на камбуз.
Как и все другие помещения на «Хотине», он был довольно тесным. Необычный вид камбузу придавали листы красно-желтой меди, набитые на его стены сплошь от пола до потолка в целях пожарной безопасности. Еще там находилась большая черная чугунная печь с четырьмя десятиведерными медными котлами, смонтированными над топкой намертво, куб для кипячения воды и длинный стол для разделки продуктов, крытый луженым железом.
В этом узком пространстве с ловкостью акробатов перемещались два повара в белых куртках, колпаках и фартуках. В печи уже гудел огонь. Нарезав на мелкие куски пласты солонины, повара загружали мясо в котлы. Кочаны капусты, морковь, свекла, репчатый лук разноцветным ворохом высились на столе. Пучки изумрудной зелени — петрушка и укроп — лежали отдельно, дожидаясь своей очереди.
При виде командира повара встали по стойке «смирно», сжав в руках оловянные половники. Они доложили Козлянинову, что процесс изготовления обеда в разгаре. Конечная его цель — щи с мясом и свежей капустой для нижних чинов, гуляш из баранины с тертым горохом — для офицеров. А еще у них есть кипяток, и для гостьи они сейчас сварят кофе, благо печь раскалилась достаточно.
Аржанова кивнула головой в знак согласия. Оборудование судовой кухни, где рационально использовался буквально каждый квадратный сантиметр площади, ее заинтересовало. Пребывая на «Хотине» неделю, она обратила внимание на отношение моряков к еде. Однообразие и суровость морской жизни делали ее чуть ли не единственным удовольствием, доступным флотским людям в плавании. Из-за нехватки еды или ее плохого качества на корабле мог даже вспыхнуть бунт, о чем и рассказывал ей недавно Тимофей Козлянинов.
Без сомнения, камбуз являлся территорией по своему значению совершенно особенной. Если бы мысли мореходов имели силу электрических разрядов, то медные его красно-желтые стены под их воздействием светились бы и днем, и ночью. Так часто они думали обо всем, происходящем там. О том, что лежит на разделочном столе, что уже распадается на части под острым поварским ножом, что покуда варится в котле, закрытом крышкой.
Кофе для капитана бригадирского ранга и его прелестной спутницы повара подали в смежное с камбузом помещение — посудную кладовую, где тоже было чисто и светло. Усевшись на рундуки и держа чашки с горячим напитком в руках, они обозревали ряды полок с разнообразными деревянными мисками, тарелками, блюдами, чашками для нижних чинов и оловянными, и серебряными — для офицеров. Беседа, посвященная корабельному быту, в этом интерьере и при аппетитных запахах, долетающих с камбуза, вышла у них по-домашнему спокойной и почти задушевной.
На третий день путешествия из Кафы, уже имея рапорт штурмана о том, что до Ялты «Хотину» осталось идти примерно двадцать миль, командор осмелел. Он решил познакомить вдову подполковника Ширванского пехотного полка с настоящей морской службой. Бушприт, якорь, камбуз — лишь частности, детали флотской жизни. А главное в ней все-таки другое — мачты, реи, паруса, стоячий и бегучий такелаж.
Однако утро теперь выдалось не такое ясное и тихое, как вчерашнее. На небе собирались тяжелые дождевые облака. Ветер стал переменчивым. Он то надолго затихал, и тогда паруса «Хотина» обвисали, не давая ему двигаться вперед, то вдруг сильный порыв его вновь ударял в серо-белые полотнища, заставляя их упруго выгибаться и нести военный трехмачтовик по волнам с изрядной скоростью.
Предложив Анастасии руку, Козлянинов увел ее совсем недалеко от шканцов и вахтенного офицера Мориса Орелли, грустно посмотревшего ей вслед. Они остановились прямо в двух шагах от грот-мачты. Капитан бригадирского ранга поднял голову вверх, и Аржанова тоже сделала это. Отсюда, снизу, с наветренной стороны грот-мачта просматривалась вся, как огромное рукотворное дерево, вознесшее свою вершину с длинным, бьющимся на ветру вымпелом к самому небу.
Используя старый прием, капитан пустился рассказывать о том, как делают мачты и реи. Но Анастасия его не слушала. Приложив ладонь к колонне, выкрашенной белой краской, русская путешественница ощутила, что грот-мачта вибрирует, гудит и постанывает, точно живое существо. Ветер, могучий властелин моря, испытывал ее на прочность. Удержаться ей помогали ванты, наведенные с обоих бортов, а также толстые пеньковые тросы, тянущиеся от носа и от кормы — штаги и фордуны, — но ведь невероятно трудно, страшно и ответственно один на один противостоять стихии…
Анастасия, будучи человеком дисциплинированным, старалась не покидать отведенной ей для прогулок открытой палубы юта. Хотя иногда желание подойти к мачтам поближе у нее возникало. Но пугали окружающие их груды снастей, висящих, лежащих, двигающихся и неподвижных. Кроме того, она не хотела мешать матросам, занятым на парусной вахте. Теперь, когда командир «Хотина» находился рядом с ней, эти опасения исчезли. Козлянинов, прервав повествование о судовых конструкциях, пристально наблюдал за собеседницей.
— А хотите подняться на грота-марсовую площадку? — внезапно задал вопрос командор.
— Она высоко?
— Нет. Метров двенадцать над палубой, — капитан указал на крепкое, почти квадратное сооружение из черных балок и досок на грот-мачте над их головами.
— Лезть по вантам? — уточнила Аржанова.
— Ну да, как лазают матросы.
— Вообще-то боязно.
— Ерунда, — произнес он уверенно. — Я полезу вместе с вами и буду страховать. Здесь нет ничего необычного. Любой мальчишка юнга на моем корабле скажет вам это.
— Разве я похожа на юнгу?
— Вам же нравится менять обличья, — Козлянинов улыбнулся совершенно невинно. — Кстати, костюм я приготовил. Думаю, он придется впору.
— Значит, все предусмотрено… — Анастасия в растерянности взглянула на собеседника. Слишком неожиданным казалось его предложение.
Командор, видя ее колебания, заговорил снова:
— Ни с чем не сравнимое зрелище — море в лучах солнца и с высоты птичьего полета. Оно движется и сверкает, подобно сказочному миру. Может быть, вы полюбите его так сильно, как я. Может быть, в испуге перед великой стихией навсегда отвратите от него свое сердце…
Несколько поэтически и высокопарно, но очень трогательно изъяснялся с ней сейчас пересмешник. Раньше она и предположить не могла, будто у него в запасе есть такие слова, фразы, сравнения, эпитеты. Однако, неизвестно почему, тотчас поверила в их искренность.
Если принять приглашение, то чисто технически осуществить восхождение по веревочной лестнице над палубой «Хотина» для Аржановой не составляло особого труда. Ее физическая подготовка была всесторонней и безупречной. Женское самочувствие ныне допускало большие нагрузки. Останавливало Анастасию лишь одно соображение: как отнесутся к этому другие офицеры, не вызовет ли ее поступок
