Шрифт:
Закладка:
На станции Бэттерси он вышел и пошел к Блоунт-стрит. Входя в дом № 33, он почувствовал, что устал, и с некоторым облегчением поднялся по лестнице, устланной истертым ковром. Но миссис Такер остановила его на полдороге, появившись в открытой на лестницу двери своей гостиной. Дэвид повернулся к ней.
– Вас вызывала по телефону доктор Баррас, – сообщила хозяйка. – Она звонила несколько раз, но ничего не хотела передать через меня.
– Благодарю вас, миссис Такер.
– Она сказала, чтобы вы позвонили ей, как только придете.
– Хорошо.
Он подумал, что Хильда звонила, чтобы выразить ему сочувствие, и, благодарный за это, однако, не был склонен выслушивать утешения. Но миссис Такер настаивала:
– Я обещала доктору Баррас, что вы позвоните ей в ту же минуту, как придете.
– Да, да, хорошо, – сказал опять Дэвид и подошел к телефону, тут же на площадке. Когда он вызывал номер телефона Хильды, он услышал, как удовлетворенно щелкнула дверь миссис Такер.
Дозвониться к Хильде удалось не сразу, но как только их соединили, Хильда ответила. Она, очевидно, сидела в ожидании у телефона.
– Алло! Хильда, вы? – Голос Дэвида, помимо его воли, звучал равнодушно и устало.
– Дэвид! Я весь день пыталась вас поймать!
– Слушаю.
– Мне нужно вас видеть, сегодня, сейчас.
Он медлил:
– Простите, Хильда, но я несколько устал. Может быть, вы позволите…
– Это необходимо, – перебила она. – Очень важно. Сейчас.
Пауза.
– Но в чем же дело?
– Не могу объяснить по телефону. – Она помолчала. – Дело касается вашей жены.
– Что?!
– Да.
Он стоял с телефонной трубкой в руке, как наэлектризованный. Исчезла усталость, безразличие – все!
– Дженни? – сказал он как бы про себя.
– Да, – подтвердила Хильда.
Снова мгновение без слов, потом Дэвид заговорил быстро, почти бессвязно:
– Вы видели Дженни? Где она? Говорите же, Хильда. Вам известно, где Дженни?
– Да, известно, – донесся ответ Хильды.
И снова в душе Дэвида все всколыхнулось.
– Так скажите же! Почему вы не можете мне сказать?
– Вам надо прийти ко мне, – отвечала она ровным голосом. – Или, если хотите, я приду к вам. По телефону мы об этом разговаривать не можем.
– Ну хорошо, хорошо, – торопливо согласился он. – Я сейчас приеду.
Он повесил трубку и бегом спустился по лестнице, по которой только что так медленно поднимался. Наняв на Булл-стрит проезжавшее такси, он помчался к дому, где жила Хильда. Через семь минут он звонил у ее двери.
Прислуги не было дома, и Хильда открыла сама. Он жадно смотрел на нее, чувствуя, как колотится сердце от этой спешки и волнения. Он изучал лицо Хильды.
– Ну? – сказал он быстро.
Он почти надеялся, что Дженни окажется здесь, у Хильды. Может быть, поэтому Хильда просила его приехать к ней?
Но Хильда покачала головой. Лицо ее было бледно и печально. Она ввела его в комнату, окно которой выходило на Темзу, и села, не глядя на него.
– В чем же дело, Хильда? – спросил он. – Случилось что-нибудь неприятное?
Она сидела совершенно прямо и неподвижно в своем строгом темном платье. Черные волосы, зачесанные назад, открывали бледный лоб, красивые бледные руки лежали на коленях, выделяясь на темном платье. Казалось, она боится заговорить. И она действительно боялась. Но наконец сказала:
– Дженни сегодня пришла ко мне в клинику.
– Она больна? – Лицо Дэвида выразило тревогу.
– Да, больна.
– И она в больнице?
– Да, в больнице.
Молчание. Живая радость сразу сменилась острой болью. Клубок подкатился к горлу.
– А чем она больна? – спросил он. – Неужели серьезно?
– Да, боюсь, что довольно серьезно, Дэвид.
Хильда все еще не глядела на него.
– Она сегодня днем пришла ко мне на амбулаторный прием. Она не подозревает, что так серьезно больна. Она просто обратилась ко мне, так как меня знает…
– Но это опасно? – допытывался Дэвид с испугом.
– Да… внутренняя опухоль… Думаю, что опасно.
Он смотрел широко открытыми глазами на Хильду, но видел не ее, а Дженни, бедную маленькую Дженни, и в глазах его были тревога и глубокая нежность.
Он сделал инстинктивное движение:
– Я сейчас иду в больницу. Не буду терять ни минуты. Вы пойдете со мной или мне одному идти?
– Погодите, – сказала Хильда.
Он остановился, не дойдя до двери. Теперь у Хильды побелели даже губы. Она была в сильном замешательстве.
– Мне не удалось поместить Дженни в клинику Святой Елизаветы, – сказала она. – Я сделала все, что могла, но не удалось. Видите ли… есть причина… мне пришлось отослать ее… устроить в другой больнице… пока.
– В какой?
Хильда наконец взглянула на него. «Все равно, рано или поздно он узнает», – подумала она и сказала:
– В больнице для венериков на Кеннон-стрит.
Дэвид сначала не понял и в каком-то удивлении уставился на смущенное лицо Хильды; но это продолжалось несколько секунд. Неясный крик боли вырвался у него.
– Ничего не поделаешь, я не могла скрыть это от вас, – сказала Хильда и отвела глаза, потому что ей было тяжело видеть, как он страдает. Она стала смотреть в окно на реку, катившую свои воды внизу. Река текла бесшумно. И в комнате стояла тишина. Тишина длилась долго-долго, пока не заговорил Дэвид:
– Меня пустят к ней?
– Да, я могу это устроить. Позвоню туда сейчас.
Она запнулась, все еще не глядя на него:
– Или, может быть, хотите, чтобы я поехала с вами?
– Нет, Хильда, я пойду один, – пробормотал Дэвид.
Он стоял, пока Хильда разговаривала по телефону с врачом больницы. И когда она сказала, что все устроено, он торопливо поблагодарил ее и вышел. У него подкашивались ноги. Одну минуту ему казалось, что он сейчас упадет в обморок, и он прислонился к окружавшей дом ограде. Ему это было ужасно неприятно, он боялся, что Хильда выглянет из окна и увидит его, но ничего не мог с собой поделать. В одной из нижних квартир граммофон играл: «Ты сердца моего отрада». Эту песенку теперь повсюду играли и пели, весь Лондон помешался на ней.
Дэвид вспомнил, что он с утра ничего не ел, и подумал: «Надо поесть, иначе мне может стать дурно в больнице».
Он выпустил из рук холодные железные острия ограды, за которые было ухватился, и прошел по набережной до ближайшей кофейни. Это был, собственно, извозчичий трактир. Хозяин, заметив, должно быть, что Дэвид чувствует себя нехорошо, принес ему горячего кофе с сэндвичем.
