этот счет, является столь поэтически выраженное мнение уважаемого делегата Карнарвонского округа. Прошу разрешения у почтенного собрания прочитать эти памятные строки. – Он сложил губы бантиком и процитировал: – «Я видел рудокопа на работе – и нет работника лучше его. Я видел его в роли политического деятеля – и нет политика более здравомыслящего, чем он. Я слушал его, как певца, – и не слыхивал пения слаще. Я видел его на футбольном поле – и он гроза всех футболистов. На всех поприщах он надежен, и серьезен, и отважен…»

«О господи, долго это еще будет продолжаться?» – простонал мысленно Дэвид. Он думал о пожаре в «Нептуне», этом акте саботажа, который сам по себе был непростительным безумием и в то же время естественным восстанием шахтеров против своей участи. И по мере того как лицемерные фразы одна за другой сыпались с губ хитрого Стона, в душе Дэвида разгоралось страстное возмущение. Он бросил быстрый взгляд на Нэджента, который сидел рядом с ним, заслонив лицо рукой. Нэджент чувствовал то же, что и он; но у Нэджента было больше покорности, был какой-то фатализм, помогавший ему смиряться перед неизбежным. Дэвид же не мог смириться, подобно Нэдженту. «Никогда, ни за что!» – твердил он себе. Он должен, должен сегодня выступить. В мучительном ожидании этой минуты он готовился быть спокойным, хладнокровным и смелым. Как только Стон довел до конца свою хитроумную и высокопарную речь и, сияя на все стороны улыбкой, сел на место, Дэвид вскочил.

Он ждал, застыв в напряжении. Перехватил взгляд спикера. Он вздохнул долгим, мучительным вздохом, и с этим вздохом все его тело как будто пронизала волна решимости. Он решил сделать одно великое усилие и противопоставить биллю мощь той правды, за которую он боролся всю жизнь. Он снова перевел дух. Заговорил медленно, почти бесстрастно, но с такой беспредельной искренностью, что после напыщенного красноречия предыдущего оратора внимание всего зала сразу же приковалось к нему.

– Я целый день сегодня слушал прения. Я от души жалею, что не могу разделить восторгов моих достопочтенных коллег по поводу законопроекта. – Пауза. – Но, внимая их пышным фразам, я невольно подумал о тех рабочих, о которых так поэтично говорил здесь предыдущий оратор. Члены палаты знают, что я несколько раз уже обращал их внимание на неблагополучие в угольном районе, не раз предлагал я уважаемым членам палаты сопровождать меня туда и собственными глазами убедиться, какое страшное, безнадежное отчаяние крадется там по улицам. Увидеть выброшенных из жизни мужчин, убитых отчаянием женщин и детей, у которых голод написан на лицах. Если бы уважаемые члены палаты приняли мое приглашение, они бы ахнули от удивления: «Да как же умудряются эти люди жить?» На это один ответ: они не живут, они прозябают. Они разбиты, деморализованы, несут бремя, которое тем ужаснее, что оно тяжелее всего ложится на слабых и молодых. Мои почтенные коллеги, без сомнения, встанут и заявят мне, что я преувеличиваю. Позвольте мне сослаться на отчеты школьных медицинских работников в угольных районах, хотя бы в моем районе, – в отчетах этих вы найдете полное и подробное подтверждение моих слов. Разутые и раздетые дети, вес которых значительно ниже нормального, дети, признанные недоразвитыми вследствие недостаточного питания. Недостаточное питание! Может быть, у достопочтенных членов парламента хватит проницательности, чтобы понять истинный смысл этого деликатно завуалированного выражения? Не так давно, на открытии нынешней сессии парламента, мы еще раз имели возможность видеть всю ту пышность, великолепие и блеск, которые – как будут, конечно, убеждать меня коллеги – говорят о величии нашей нации. А сопоставил ли хотя бы один из вас на миг всю ту роскошь с той нищетой, горем, лишениями и страданиями, которые существуют наряду с величием нации? Может быть, я очень несправедлив к данному собранию. – Нота горького возмущения прозвучала в голосе Дэвида. – Но я дважды слышал, как один из членов палаты вносил предложение открыть сбор пожертвований для облегчения нужды в районе копей. Ну слыхано ли что-нибудь более позорное? Эти люди, хотя и изголодавшиеся до полного истощения, не нуждаются в вашей благотворительности! Они нуждаются в справедливости! А новый законопроект им ее не даст. Это – помощь только на словах, это – лицемерие! Разве вы не понимаете, что угольная промышленность по самой природе своей отличается от всякой другой? Она единственная в своем роде. Это не только процесс добывания угля, это основная промышленность, доставляющая сырье для половины процветающих предприятий нашей страны. И людей, с опасностью для жизни добывающих этот насущно-необходимый продукт, держат в нищете, платят им гроши, которых не хватило бы на то, чтобы оплатить счет за сигары любого из членов парламента. И неужели кто-нибудь из вас честно убежден, что этот лицемерный, совершенно не отвечающий цели билль спасет промышленность? Если найдется такой человек, пускай он выйдет вперед! В нынешней системе разработки царит хаос – следствие не экономических, а исторических и личных влияний. Как мы уже говорили, она построена не на геологических, а на генеалогических данных. Подумали ли члены парламента о том, что Англия – единственная в мире страна, которая при крупной добыче угля не имеет общественного и государственного контроля над разработками? Две назначенные королем комиссии настойчиво рекомендовали ввести национализацию минеральных богатств, чтобы государство могло реорганизовать угольные разработки на основе новейших научных изысканий. Нынешний кабинет перед избранием обязался национализировать все рудники. И как же он сейчас выполняет это свое обязательство? Продолжая поддерживать хаос, слепо ища выхода в старой системе конкуренции, применяя насильственное удушение производства, уменьшая добычу, вместо того чтобы расширять рынок, и субсидируя неисправные копи, вместо того чтобы их закрывать, выбрасывая на улицу сотни, тысячи рабочих – тех, кто создает богатство страны. Предупреждаю вас: вы еще можете, конечно, в течение короткого времени продолжать в таком же духе, но это неизбежно приведет к полному угнетению рабочих и разорению страны.

Голос его зазвучал громче:

– Вы больше не сможете для оживления промышленности высасывать кровь из жил шахтеров. Их жилы ссохлись и опустели. Нищенская оплата труда и голод существуют в горнопромышленных районах постоянно с начала войны, и все это время член палаты, который только что выступал до меня, твердил народу, что нам надо только убить достаточное количество германцев, чтобы жить затем в мире и благоденствии до конца своих дней. Так пусть же парламент поостережется обрекать шахтеров на дальнейшие годы страданий!

Дэвид снова остановился и после паузы заговорил убеждающим, почти молящим тоном:

– Этот предлагаемый нам законопроект, в сущности, признает, что рудники частных владельцев не