– Мама! – кричит он и обнимает ее также крепко.

Тэсс утыкается лицом в его шею и вдыхает его запах, пока мы смотрим на них. И, когда я уже решаю, что нам пора уходить, она поворачивается и смотрит на меня с широкой улыбкой на лице. На ее щеках все еще блестят слезы, но в ней чувствуется умиротворенность, которой прежде не было. Она прямо-таки светится.

– Спасибо вам, – говорит она, глядя каждому из нас в глаза. – Спасибо вам, что вернули мне мое дитя. Я ждала его полторы тысячи лет.

Полторы тысячи лет? Вряд ли я когда-нибудь привыкну к продолжительности жизни сверхъестественных существ. Так странно слышать, когда кто-то говорит о том, что он прожил больше ста лет.

– Спасибо, Грейс, – произносит Тэсс и подходит ко мне, держа мальчика на бедре. – Ты спасла моего сына, и я никогда не смогу вернуть тебе этот долг.

Я слышу радость в ее голосе, вижу счастье на лице Элвина, и меня опять захлестывает чувство вины. Я чуть было не убила этого ребенка, и я бы никогда об этом не узнала. Это ужасная мысль и еще более ужасное чувство.

– Ничего, – говорит Тэсс, и до меня доходит, что я сказала это вслух. – Ты все равно не смогла бы убить его. Если бы ты вонзила в него тот шип, то только активировала бы его бессмертие и восстановила его силу. Но поскольку ты проявила милосердие, ты и твои друзья смогли сделать то, что прежде не удавалось никому. Вы победили в Испытаниях и заслужили Слезы Элеоса.

Она снова смотрит на мальчика в своих объятиях.

– И вы избавили моего сына от проклятия, которое тяготело над ним полторы тысячи лет, тяготело из-за меня.

– Из-за вас? – шепчу я.

– Когда-то я убила сына бога. И поскольку я не проявила к его сыну милосердия, мой сын был обречен на жизнь в обличье самого жуткого зверя, который когда-либо существовал на свете, приговоренный к тому, чтобы драться, убивать и страдать снова и снова. Он мог освободиться от этого проклятия, только если бы кто-то подумал не только о себе, как сделала я сама, и увидел скрытые под его зверским обличьем боль и страх. Ты сделала это, Грейс, и теперь мы с ним оба свободны. Спасибо, спасибо, тысячу раз спасибо. – Тэсс кивком показывает на чашу на постаменте. – И, как и было обещано, вот ваша награда. Используйте ее с умом.

– Что… – начинает Дауд, но затем замолкает, заглянув в чашу. – Здесь какая-то сиреневая жидкость.

– Но как же это произошло? – шепчет Мэйси.

Тэсс улыбается мягкой улыбкой.

– Каждая слеза, которую Грейс пролила, проявив милосердие к моему сыну, забирала у него бессмертие и помещала его в эту чашу, что позволило моему мальчику наконец избавиться от своего звериного обличья и вернуться ко мне.

– Но это же были просто слезы, – говорю я, не понимая, как мой плач мог претвориться в волшебный эликсир, который спасет Армию горгулий.

– Грейс, – отвечает она, – ты думаешь, что слезы слабы. Но сострадание к другому существу, к твоему врагу – это и есть настоящая сила. – Она сжимает мое предплечье. Затем подмигивает. – Разумеется, это не значит, что вам не следует преподать Сайрусу урок, который он вполне заслужил.

Тэсс опять смотрит на своего сына. Он заснул в ее объятиях, привалившись головой к ее плечу. Они хорошо смотрятся вместе, и я невольно думаю о собственной матери. Я бы сделала все, чтобы иметь возможность обнять ее хотя бы раз.

Поскольку мне не хочется зацикливаться на этой боли, я снова сосредотачиваю внимание на Тэсс и Элвине.

– И что вы будете делать? – спрашиваю я. – Раз вы теперь свободны?

Тэсс улыбается.

– Я оставлю магазин ирисок и вместе с сыном отправлюсь в кругосветное путешествие. Он так долго был заперт на этой арене, я хочу, чтобы он узнал, что мир велик и прекрасен. Грейс, я поставила на тебя все, что у меня было, и ты меня не подвела. Так что спасибо тебе и за это.

Я потрясена.

– Погодите. Вы поставили на меня? Вы же говорили, что у нас нет ни шанса.

– Когда вы явились сюда в первый раз, так и было. Но люди меняются, и ты определенно изменилась. Ты очень выросла с того момента, когда я впервые увидела тебя, и тебе предстоит вырасти еще. Но разве не для этого нам дана жизнь?

Она снова опускает взгляд на своего сына.

– Это и есть тот дар, который я хочу преподнести Элвину.

Она пожимает мне руку.

– Прощай, Грейс. Нам надо успеть на самолет, но в предстоящей битве я желаю тебе и твоим друзьям силы, мудрости и милосердия. Да пребудут с вами боги.

Ее телефон дзинькает, и она улыбается.

– Мне пора. Желаю тебе хорошей жизни – и держись подальше от ирисок. От них гниют не только зубы.

С этими словами она встряхивает своими длинными черными волосами и выносит своего сына с арены.

– Вот он, – взволнованно говорит Мэйси, взяв чашу и поднеся ее мне. – Это эликсир. У нас получилось. Теперь ты можешь спасти Армию горгулий.

У меня падает сердце, и я поворачиваюсь к Хадсону. Он по-прежнему поддерживает Джексона, но смотрит прямо на меня и кивает, как бы говоря: «Ты справишься».

Я не знаю, прав ли он. Самой мне не кажется, что я справлюсь. Совсем не кажется.

Я делаю глубокий вдох, чувствуя, что меня гложет тревога. Она давит на мою грудь, из-за нее у меня потеют ладони, а тело бьет дрожь. Потому что до сих пор я не позволяла себе думать о том, что буду делать, если мы победим.

Но сейчас у нас нет времени психовать. Совсем нет.

Мне надо выпить эту жидкость, ради которой мы так упорно сражались, ради которой мы столько потеряли. А затем я должна буду взяться за эту чертову зеленую нить и заставить ее работать. От меня зависит слишком многое, и я не могу потерпеть неудачу.

Только не в этот раз.

Я пытаюсь успокоить бешено колотящееся сердце, напоминая себе, что сейчас нет нужды задействовать силу полубожества. Мне нужно только сделать так, чтобы нити горгулий обволок этот эликсир. Я могу это сделать. Разве нет?

Хадсон, похоже, хочет подойти ко мне, но я качаю головой. Ему сейчас надо заботиться о Джексоне. Я могу это сделать.

И я беру чашу и гляжу на сиреневую жидкость на дне. Я