Да, я знаю, по словам Хадсона, он сопряжен со мной навсегда, но я не уверена, что он готов мириться с риском насадить себя на шип всякий раз, когда будет касаться меня.

Я слишком медлю. Чем дольше я буду стоять и смотреть на эту чашу, тем больше найду причин для того, чтобы не пить. И эта мысль больше, чем что-либо другое, заставляет меня поднести чашу к губам и выпить эликсир одним большим глотком.

Выпив его, я опускаю чашу и ожидаю, что почувствую… хоть что-то. Жар, холод, электрический разряд, боль – что-нибудь.

Но я ничего не ощущаю. Это почти то же, что пить воду, только это питье немного солонее. Пить его оказалось так же легко, как дышать воздухом, но на меня вдруг обрушивается паническая атака.

Видимо, моя тревога отражается на моем лице, потому что Хадсон вдруг спрашивает:

– Ты в порядке?

Я замечаю, что все пристально смотрят на меня. Даже Джексон. Думаю, они тоже пытаются понять, что случится теперь. А может быть, они просто хотят убедиться, что со мной все в порядке.

Я улыбаюсь и киваю, борясь с желанием помахать рукой в знак того, что я в порядке, ведь тогда они поняли бы, как я психую.

Но мой страх ничему не поможет и точно никого не спасет. А спасти нам надо многих.

К тому же я королева горгулий и внучка Богини хаоса. И мне пора начать действовать соответственно.

Глава 150. Трудности обучения

После того, как Тэсс и Элвин уходят, нам не остается ничего, кроме как последовать их примеру.

– Нам надо забрать Байрона и Рафаэля, – тихо говорю я Хадсону.

Но он только показывает кивком на Джексона, который стоит над своими павшими друзьями.

– Дай ему минуту, – отвечает он.

Смерти Байрона и Рафаэля сломали нас всех, но горе Джексона ранит нас еще больше. Я хочу подойти к нему, хочу сказать, что все образуется. Но едва я успеваю сделать шаг, как к Джексону подходит Флинт и кладет руку ему на плечо.

Сначала Джексон напрягается, но затем словно съеживается. Флинт обнимает его за плечи и крепко прижимает к себе.

Джексон приваливается к Флинту, и, хотя я стою недостаточно близко, чтобы слышать, что они говорят, я вижу, что это дарит Джексону утешение.

Это помогает мне перестать винить Флинта за то, что последнее время он вел себя как последний козел. Наблюдая за тем, как он наклоняется и поднимает растерзанное тело Байрона, будто это самая драгоценная вещь на свете, трудно держать на него зло.

Хадсон присоединяется к ним, подняв тело Рафаэля, чтобы дать Джексону время на то, чтобы его раны затянулись. И они втроем идут к выходу с арены, чтобы Реми мог создать портал, который перенесет погибших членов Ордена к ним домой.

Когда они уходят, я ищу эликсир внутри себя и внезапно чувствую, как он обволакивает все нити горгулий. Я собираю их вместе – тысячи и тысячи тончайших серебристых нитей.

Я думала, что мне придется использовать мою силу, чтобы донести эликсир до каждой горгульи на свете. Но этого не происходит. Сиреневый эликсир сам обволакивает все нити и медленно проникает внутрь в них.

Я немного помогаю ему, вкачивая жидкость в каждое микроскопическое отверстие, которое нахожу в этих нитях, проводя по ним ладонями снова и снова, пока эликсир не впитывается в них.

А затем я кончиками пальцев касаюсь моей зеленой нити, надеясь, что это ускорит исцеление. Я могу только надеяться, что, когда это произойдет, я смогу почувствовать, как Армия горгулий начнет оживать.

Остальные обсуждают, что нам делать дальше, пока Хадсон и Флинт укладывают тела на ложа из веток из цветов, которые сотворил Реми. Сейчас больше одиннадцати часов по времени Аляски, а затмение кровавой суперлуны начнется в полночь, так что нам нельзя терять времени. Но мы должны доставить Байрона и Рафаэля к их семьям, чтобы они могли устроить им похороны в течение ближайших двадцати четырех часов, и мы также должны решить, что нам делать с Сайрусом. Насколько я знаю, ни у кого из нас нет ответа на этот вопрос, кроме использования Армии горгулий, чтобы надрать этому ублюдку задницу раз и навсегда, но для этого нам надо найти его – и притом быстро.

Потому что никто из нас не может позволить, чтобы Сайрус победил и разрушил как мир сверхъестественных существ, так и мир обыкновенных людей. Мы должны занять жесткую позицию. Из-за этого человека я потеряла слишком многих, кого люблю, и больше я этого не допущу. Его надо остановить.

Пока мои друзья обсуждают варианты действий, я чувствую, как одна из серебряных нитей внутри меня оживает – оживает впервые. Я погружаюсь внутрь себя и шепчу:

– Эй? Ты меня слышишь?

Я знаю, что Честейн и Алистер могут говорить со всей Армией, когда хотят, но мне это никогда не удавалось. Я надеюсь, что это изменится, ведь теперь они избавились от яда и больше не заморожены во времени, как было на протяжении тысячи лет.

Во мне начинает светиться другая нить, затем еще одна, и еще. И вскоре светятся уже все нити – тысячи нитей озаряют меня изнутри, дают мне надежду, настоящую надежду, что мы сможем добиться цели.

Мы сможем низвергнуть Сайруса.

– Эй? – снова зову я, гадая, почему до сих пор не услышала их голосов. – Вы здесь? Вы в порядке? Вы меня слышите?

– Они тебя не слышат, – доносится до меня громкий ясный голос Честейна, и на мгновение меня охватывает такое облегчение, что до меня не сразу доходит смысл его слов. Когда же он все-таки доходит до меня, я ощущаю смятение, которое немного омрачает мою радость.

– Почему? Я думала, раз я их королева, значит, я могу общаться со всеми горгульями…

– Если они примут тебя, – говорит он. – Но этого не будет. Я этого не допущу.

Его слова ранят меня, как стрелы, отнимают у меня хрупкую уверенность в том, что я могу быть королевой горгулий.

– Я не понимаю, – шепчу я. Части меня хочется сейчас одного – сбежать, но я пытаюсь перестать это делать. Даже перед лицом бед и напастей я стараюсь действовать честно и достойно, чтобы исправить ситуацию.

Пожалуйста, пожалуйста, пусть найдется способ это исправить.

– Я знаю, что ты меня не любишь, – говорю я Честейну. – Но разве это достаточная