Создание отряда было признано «величайшим политическим достижением» сионистской дипломатии в военный период[790]. Но в сущности, что стало понятно гораздо позже, это было более чем скромным достижением. Создание еврейского военного отряда не имело ощутимого политического значения и не давало гарантий, что сионистское движение будет равноправным членом послевоенных переговоров о будущем Ближнего Востока. Даже более скромная надежда на то, что отряд сможет стать ядром еврейской армии, осуществилась лишь частично. К этому периоду относится также образование «Палмах», стратегического резерва «Хаганы», базировавшейся на идее киббуцев и игравшей основную роль в борьбе за независимость.

Хотя большинство членов военного кабинета сочувствовали делу сионизма, они не считали этот вопрос достаточно важным, чтобы во время войны тратить силы на преодоление административной рутины и борьбу с местной администрацией, озабоченной сохранением спокойствия в Палестине. Этим соображениям придавалось гораздо большее значение, чем возможным выгодам от курса действий, который мог «расстроить всю ситуацию или введение воинской повинности или способствовать обвинениям в покровительстве национальным амбициям одной из соперничающих рас»[791]. Разумеется, было бы ошибкой считать, что в силу своей неоднозначности решение о создании еврейского военного отряда не могло быть принято в 1940 году, сразу после прихода Черчилля к власти. Но едва ли это что-то изменило бы в послевоенной политике сионистов.

Общая картина англо-сионистских отношений все же не была абсолютно безысходной. Однажды, в октябре 1943 года, когда Вейцман завтракал с премьер-министром и его помощником Эттли, Черчилль произнес один из своих знаменитых монологов, в котором заявил, что после того, как Гитлер будет разгромлен, евреи должны создать свое государство «там, откуда они родом… Бальфур завещал это мне, и я не собираюсь ничего изменять»[792]. Казалось, идея раздела Палестины и создания еврейского государства не покидала Черчилля. В июле 1943 года для рассмотрения вопроса о будущем Палестины была созвана подкомиссия кабинета. В декабре этого же года в ее отчете кабинету был предложен план раздела Палестины в более приемлемых для евреев границах, чем это было в предыдущем проекте.

Какое бы направление ни получила послевоенная политика Англии, становилось очевидным, что возврата к «Белой книге» не будет. Как писал Черчилль в январе 1944 года в меморандуме лорду Исмею[793]: «Не будет особой опасности, если мы объединимся с евреями, чтобы провести в жизнь предложения, намеченные министерством… Очевидно, что мы не станем добиваться такого раздела, который не устраивает евреев». В апреле 1944 года национальный исполнительный комитет лейбористской партии, в составе военного коалиционного правительства, рекомендовал ряд мер по созданию еврейского государства. В своих рекомендациях лейбористы пошли даже дальше самих сионистских лидеров. Комитет заявлял, что если перед войной у еврейского большинства в Палестине было достаточно стабильное положение, то после неописуемых нацистских зверств оно значительно упрочилось: «Окажите такое же содействие выезду арабов, как въезду евреев. Предоставьте им щедрую компенсацию за их земли, и сделайте так, чтобы их новые поселения были хорошо организованы и профинансированы»[794]. Резолюция, как и всегда в подобных случаях, была проведена с незначительным перевесом голосов и не встретила существенного противодействия.

Когда Вейцман снова встретился с Черчиллем 4 ноября 1944 года, премьер-министр проявил полную готовность обсудить вопрос о Палестине, заявив, что он сторонник включения Негева в состав еврейского государства: «Было бы хорошо, если бы вы смогли получить всю Палестину, но я чувствую, что если придется выбирать между «Белой книгой» и разделом, то вы предпочтете раздел»[795]. Черчилль подчеркивал, что в этом деле необходимо активное участие Америки, в то время как Вейцман проявлял озабоченность по поводу слухов о разделе, в результате которого полученная территория будет слишком мала для создания государства. Чтобы успокоить его, Черчилль поделился секретом о рассмотрении правительственным комитетом этого вопроса и намекнул, что лорд Мойн, дипломатический представитель на Ближнем Востоке, занял теперь позицию, более приемлемую для сионистов. Мойн, который считался врагом сионистов, действительно недавно рекомендовал кабинету план раздела.

Когда спустя два дня после этой встречи Мойн был убит на улице в Каире двумя членами группы Штерна, все дальнейшие обсуждения между сионистским Исполнительным комитетом и британским правительством были приостановлены. Детально разработанный меморандум, представленный Еврейским Агентством, был отклонен, так как в нем содержались призыв к «новой эре», логически обоснованный Декларацией Бальфура, и требования увеличения количества еврейского населения как предпосылки еврейской государственности. Вейцман направил Черчиллю меморандум с просьбой немедленно принять решение по созданию в Палестине еврейского государства, предоставив при этом Еврейскому Агентству возможность принять в Палестине столько евреев, сколько будет необходимо для поселения. В июне 1941 года он получил краткий и почти враждебный ответ: «Боюсь, что не существует возможности эффективного обсуждения вопроса до тех пор, пока победоносные союзные державы сидят за столом мирных переговоров». Не было и речи о тех обязательствах и обещаниях, которые были даны перед войной и в ее первые годы. Казалось, что все усилия Вейцмана потерпели окончательный провал, и он собирался в знак протеста сложить с себя обязанности. Но последующая за этим победа лейбористской партии на выборах заставила его изменить свои планы.

Требование создания еврейского государства к концу войны приобретало все большую поддержку в еврейской среде. Вейцман был в чиле первых, хотя и не самых последовательных защитников государства, когда для его создания предлагали территорию меньшую, чем вся западная Палестина. Еще в 1937 году он голосовал за план раздела. «К концу войны мы столкнемся с проблемой по крайней мере трех миллионов человек, — писал он в 1941 году. — Даже по исключительно экономическим причинам Еврейское государство необходимо, чтобы довести до конца дело такой важности»[796]. В 1942 году он писал в обширной программной статье в «Форин Афферз», что еврейское государство является наиболее прочным гарантом будущей иммиграции и развития, оно выражает «нравственную потребность и условия, ведущие к нормальной и правильной эмансипации». Что же касается арабов, то «им необходимо четко объяснить, что еврейские поселения в Палестине будут поддерживаться и что евреи сами будут контролировать свою иммиграцию»[797]. Льюис Намьер, верный сторонник и сотрудник Вейцмана в Лондоне, повторял его требования, ссылаясь на ситуацию, которая может возникнуть в Европе после войны. Большинство евреев захотят эмигрировать, и в мусульманских странах они также могут подвергнуться жестокому преследованию националистов. Перемещение двух или трех миллионов являлось грандиозной задачей, но она будет выполнимой, если у беженцев появится своя страна[798].

Вейцман, однако, не считал, что будущее еврейское государство окажется изолированным