Опытнейшие ищейки, поднятые по команде, разводили руками. Они, которых в стране было от силы два десятка, но эти люди могли найти кого угодно хоть в толпе, хоть в лесной чаще, говорили, что трое авантюристов пропали. Наверное, где-то в мире они есть, и, вероятно, живы и здоровы - но следов нет. Ни направления, ни малейшего отклика в ответ на самое страстное - и подкрепленное обещаниями повесить или озолотить - желание найти их. Ничего. Ни следа.

Хуже того, спасовали и расследователи ордена. Лично знавшие брата Жана, видевшие лицом к лицу Араона, опытнейшие из опытнейших монахов говорили ровно то же, что ищейки тайной службы.

На этом фоне Фиор с большим трудом сообразил, что в то же время пропала из столицы и еще одна тройка молодых людей. Алессандр Гоэллон, барон Альдинг Литто и владетель Андреас Ленье. Если первого мог отправить в Эллону герцог, если второй мог уехать в свою Литу, то третий... тихоня пропал, не отпросившись у своего герцога (уже дикость) и не сообщив никому в доме, куда направляется (и вовсе чушь какая-то). Проще уж было решить, что юноша погиб в каком-нибудь неприятном происшествии, например, от рук грабителей. Однако ж, среди выловленных из Сойи тел, среди найденных трупов его не было. К концу второй седмицы - слишком поздно, конечно - Реми пришел к выводу, что никакие бандиты владетеля Ленье не убивали, а пропал он куда-то по собственной воле. Вероятно, в компании Алессандра и Альдинга.

Фиор тоскливо поинтересовался, дозволяют ли древние алларские обычаи битие вассалов розгами, узнал, что никак не дозволяют, в отличие от отрубания головы и повешения на стене собственного замка, и решил обойтись оторванными ушами.

Дни шли, чудеса продолжались. Ищейки и расследователи спасовали, обе пропавшие тройки не появлялись. Кларисса вела себя, на взгляд Фиора, несколько неподобающим даже для матери в подобной ситуации образом; а выражения, которыми она пользовалась, больше годились даже не для изысканной куртизанки, а для портовой девки. Зато справедливость ее не покинула, и доставалось поровну всем: от его величества до герцога Гоэллона, отправившегося невесть куда в одночасье. Господину регенту же вдвойне и втройне.

- Мне все равно, почему вам нельзя жениться! Я не желаю этого слышать, - Фиор и не собирался рассказывать. - Вы, взрослый человек! Вы, герцог Алларский! Вам двадцать семь лет! Неужели у вас не хватило разума так объяснить свою ситуацию девушке, чтобы она не взялась творить невесть что?!

- Помилуйте, какая связь?

- Очевидная! - топала каблуком Кларисса. - Явная! После разговора с вами Ханна отправилась к Араону, и причина была в вашей загадочности! Не знаю, что они там придумали втроем с этим монахом - но все это начали вы со своими тайнами тамерского двора! И ради вас же...

- Но что ради меня можно было...

- Подите с глаз моих долой, дурень вы неимоверный! Будь же проклят тот час, когда я взялась объяснять Ханне, что вы исполнены всех и всяких достоинств!

- Я?! - хватался за голову Фиор.

- Нет, огандская свинья! Такая, знаете, коричневая... - Кларисса весьма метко обрисовывала очертания свиньи огандской породы, славной отменными размерами окороков.

- Госпожа Эйма...

- Подите вон, не доводите до греха.

В какой-то момент, не выдержав натиска, да и разозлившись, Фиор выпалил: "Послала же Мать тещу...", после чего оба с изумлением разглядывали друг друга. Кларисса тогда осеклась, вздохнув, и стало ясно, что за шумом и бранью прячет тревогу, измотавшую ее вконец. Сам регент тоже готов был взорваться в любой момент: он беспокоился не за одну - за шестерых юных пропавших; о герцоге Гоэллоне же и вспоминать было страшно. Что он задумал, куда отправился - неведомо, а от безвестности жутко втройне.

Как, где, на каком моменте препирательств с Клариссой Фиор осознал, что ему никто не говорил "вам нельзя жениться", что герцог Гоэллон и отправился невесть куда ровно для того, чтобы избавить всех от проклятья - он сам потом вспомнить не мог; зато, осознав, понял: да, действительно, все из-за него. Подскочил, как дурак, не приложив голову, и помчался объясняться. Обидел девушку, заварил кашу. Алессандр Гоэллон ничего подобного не сделал - так, может, у него были основания не разрывать отношения со своей скорийкой?

Явившийся в момент, когда регенту хотелось снять с плеч и убрать в сундук постоянно болевшую голову господин граф Саура поначалу показался посторонней помехой. С ним Фиор разговаривал еще две седмицы назад, тот ничего не знал, и, кажется, не врал. Если врал, то обманул и регента (что, признаться, невеликий труд), и Реми (а вот это уже задача посложнее). Но - не сказал ни слова. Вечером болтали, пили, а утром - бац, и нету. Может, на охоту собрались или по веселым девицам?

На фоне изумленного капитана Кадоля, из-под носа у которого пропали трое молодых людей, включая наследника его герцога, Бориан был бесполезен и никто им особо не интересовался.

Оказалось - напрасно.

Оказалось - рыжий саурский граф отменный лицедей; да еще и уши у него длинные, слух острый, а обидчивость вполне мальчишечья.

Возмущенный тем, что его не пригласили на дружескую попойку, - вот Альдинга пригласили, а его нет! - рыжий расположился за стенкой, и все, что говорилось не шепотом, прекрасно расслышал. Запомнил, а потом еще и записал для надежности. Чего хотел - сам точно не знал, но что сделал, то сделал.

Фиор выслушал. Фиор изумленно перечитал пару раз. Схватился за голову в сотый уже раз за седмицу. И уставился в стенку перед собой.

Среди прочего он услышал то, что подтвердило предположение о том, какой величины и твердости были дрова, что наломал господин регент: мало что жениться Алессандру разрешили, так еще и до полного совершеннолетия, "хоть завтра". Это все-таки не было главным, куда больше задела Фиора история Альдинга Литто.

Значит, эти трое отправились на помощь герцогу Гоэллону; бедный, бедный герцог! Эти помогут... не зная, в чем, не зная, как - но ведь свалятся же, как столичный собор на голову, да еще и в самый неподходящий момент!

Но - куда делся Араон со товарищи? Тоже