Шрифт:
Закладка:
Под жестким австрийским давлением 20 апреля 1854 г. король Прусский пошел на заключение с Веной наступательного и оборонительного союза. Формально два государства обязались:
• гарантировать свои германские и негерманские владения от любого нападения (ст.1);
• защищать права, интересы и территорию Германии (ст.2);
• привести часть своих вооруженных сил в состояние полной боевой готовности (ст.3);
• пригласить все государства Германского союза присоединиться к этому соглашению (ст.4);
•не заключать с другими государствами договора, противоречащего принципам данного соглашения (ст.5).
По дополнительному соглашению Пруссия обязалась в случае необходимости сконцентрировать в течение 36 дней 100-тысячную армию (1/3 — в Восточной Пруссии и 2/3 — в Познани и под Бреславлем), а в случае необходимости — удвоить эти силы.
С самого начала Берлин затягивал подписание этого договора, но, согласившись на него, добился включения менявшей весьма многое оговорки: договор вступал в силу только в том случае, если будут затронуты «общегерманские интересы». Кроме того, в прилагающейся к договору конвенции в качестве casus belli были указаны включение в состав Российской империи Дунайских княжеств или перехода русской армии через Балканы. По мнению Фридриха-Вильгельма IV, оба этих случая были абсолютно невозможны, что и было причиной его согласия подписать договор. Во всяком случае именно так он и объяснил свое поведение перед русским императором. «Мой дорогой шурин, — говорил в это время о короле Прусском Николай I, — ложится каждый вечер в кровать как русский и встает каждое утро как англичанин».
21 февраля (4 марта) 1854 г. Главнокомандующим всеми войсками на Дунае был назначен генерал-фельдмаршал князь И. Ф. Паскевич. Император счел необходимым поторопить своего «отца-командира» с развитием успеха, достигнутого после перехода Дуная. Активные действия, по мнению Николая I, должны были оттянуть часть союзных сил от русских границ. «Всё несомненно зависит от расположения австрийцев; кажется, есть надежда, что они нас не атакуют, — писал он главнокомандующему 22 марта (3 апреля). — Ежели будем в этом уверены, то не надо, кажется, терять времени и немедля готовиться приступить к осаде Силистрии, главной цели кампании 1854 г… Прошу, отец-командир, вникнуть в эту мысль и дать твои приказания Горчакову в этом смысле, ежели ты не противен сему. Упусти мы воспользоваться теперешним успехом и его впечатлением на турок, подобного удобства не встретим вперед надолго. Теперь только, ради Бога, не будем терять времени; надо воспользоваться теперешним положением, и время дорого!» Сам фельдмаршал считал, что при сложившихся обстоятельствах — угрозе со стороны Австрии и возможности десанта союзников в глубоком тылу «…в настоящем положении против Турции идти вперед и думать нельзя».
3 (15) апреля Паскевич прибыл в Фокшаны. Здесь его ждало письмо Мейендорфа из Вены. Русский посол просил фельдмаршала воздержаться от переправы у Виддина, так как в таком случае он не ручался за поведение австрийцев, которые вполне могли вмешаться в военные действия. Иначе говоря, Паскевича предупреждали о том, что могут сбыться самые худшие его ожидания. Он был убежден, что никакие русские действия за Дунаем и даже само удержание Дунайских княжеств в принципе невозможны до того, как будет гарантирован нейтралитет Австрии. Поэтому, несмотря на весьма категоричные распоряжения, которые фельдмаршал получил от императора, с самого начала своего командования на Дунае он действовал вопреки им. Уже 5 (17) апреля Паскевич отдал распоряжение об отводе русских войск из Малой Валахии, где они легко могли быть отсечены в случае выступления из Трансильвании австрийской армии. Провинция перешла под контроль турок, которые не решились преследовать отступавших.
Николай I продолжал убеждать фельдмаршала действовать энергично, призывая его не опасаться австрийской угрозы, для компенсации которой он считал достаточным сил IV Пехотного корпуса с приданной ему кавалерией. По данным, которые имелись у Паскевича, австрийцам для завершения сбора сил требовалось от 5 до 6 недель. Этого могло хватить для взятия Силистрии (Паскевич считал, что ее можно взять за 3 недели, Шильдер — даже за 2), которую, в случае выступления Австрии, пришлось бы оставить, но совершенно недостаточно для окончательного перелома ситуации на Балканах.
12 (24) апреля фельдмаршал прибыл под осажденную Силистрию. Успех или неудача при осаде этой крепости были весьма важны и для России, и для ее противников. Император торопил его, требуя покончить с осадой до июня. Русская победа означала бы значительный моральный успех, необходимый при начале военных действий для воздействия на колеблющиеся правительства нейтральных государств. Кроме того, взятие основной турецкой крепости на нижнем Дунае до подхода основных сил союзников на Балканы резко улучшило бы положение русской армии.
Паскевич не спешил приступить к активной осаде и сделал это только по приказу императора. Шильдера очень раздражала манера поведения командующего, и он торопился приступить к действиям. Численность гарнизона крепости равнялась приблизительно 16 тыс. чел., на вооружении ее укреплений стояло 120 орудий. В распоряжении Паскевича было до 90 000 чел. при 266 орудиях. В случае успеха он предполагал срыть половину турецких укреплений и затем действовать оборонительно, в зависимости от действий англичан и французов. В перспективу восстаний турецких христиан он не особенно верил. Кроме того, русский главнокомандующий прекрасно понимал и опасность неопределенности, которую несла с собой наблюдательная армия австрийцев на границе с Дунайскими княжествами. Еще до приезда он выступил категорически против наступательных действий на Балканах. «Хорошо ли было идти вперед, — писал он, — ожидая каждую минуту разрыва с Австрией, находящейся у нас на фланге и даже в тылу с 200 000 армией?»
Илл. 31 Турецкий часовой в Силистрии. 1854
Осада Силистрии, борьба за союзников и морские коммуникации
После формального образования коалиции против России возникла небольшая пауза. Англия и Франция еще не были готовы к масштабным действиям — им необходимо было время для сбора сил и их переброски в восточное Средиземноморье. До того, как мощь армий Лондона и Парижа могла стать действительным фактором на Балканах, у России оставалась еще возможность достижения успехов, которые могли бы повлиять на ход войны, привлечь к ней союзников или повлиять на колеблющихся друзей в нужном для Петербурга направлении. Среди последних наиболее важное значение имела позиции Австрии. После подавления революции 1848–1849 гг. эта страна рассматривалась дипломатией Николая I в качестве основного партнера России на Балканах и в Германии. Друг, в поддержке которого не сомневались и на помощь которого рассчитывали, с самого начала конфликта начал склоняться в неожиданную для Петербурга сторону. Из возможной
