И я такой:

– Че-е-е? Хендрикс взял этот микрофон?

Когда звукарь отвернулся, я понюхал тот микрофон… и это придало новое значение термину пурпурная дымка. Видимо, я выглядел так, будто не до конца поверил, потому что потом звукарь сказал:

– Да, вот послушай! Ты не поверишь!

И потом он сунул мне наушники, и…

Там были хлюпающие звуки того, как Джими вставлял микрофон в вагину. А еще его голос:

– Хорошо-о-о, да, вот так.

И потом стоны девушки:

– А-а-а-а, а-а-а-а, а-а-а, а-а-а…

Потом они стали на октаву выше, ближе к оргазму.

– А-а, а-а-а, а-а-а-а-а-а!

И все. А потом этот укротитель электрических дам говорит (я не гоню):

– Эй, детка, еще раз, как там тебя зовут?

– Кэти, – промурчала она.

В смысле, вот это я понимаю – городская легенда. Какой уровень! Я будто перешел в другую лигу.

Strangeurs выступали на разогреве у всех, начиная от Fugs в Café Wha? до The Lovin’ Spoonful в центре округа Уэстчестер и клубов на окраинах Нью-Йорка типа Cheetah. Потом, 24 июля 1966 года, The Strangeurs играли на разогреве у The Beach Boys в колледже Айона. В мае вышел Pet Sounds и взорвал всем мозг. Он был возвышенным, воздушным и насыщал мозг. После прослушивания ты оказывался в другом пространстве. Wouldn’t It Be Nice с God Only Knows на оборотной стороне был выпущен всего за неделю до нашего выступления, и их крутили по всем радиоканалам. Для того чтобы выбрать группу на разогрев, проводили конкурс. Мы сыграли Paint It Black и всех сделали. Мы даже потусовались с The Beach Boys. Уже в те дни Брайан был на другой волне, излучая свои вибрации Будды.

В тот день у меня был первый духовный религиозный опыт, когда я пел с The Beach Boys. Я и еще шесть тысяч ребят из колледжа Айоны, и все мы пели California Girls.

Спонсор, Пит Беннетт (очень большая шишка), знал мою группу, потому что несколько раз слушал нас в Нью-Йорке. Видимо, я прямо-таки излучал этот суфийский свет – по крайней мере, так я чувствовал, когда поговорил с ним. Он спросил, не хотим ли мы играть на следующих четырех концертах The Beach Boys, там и еще парочку в Нью-Йорке. Я сказал:

– Дайте-ка подумать. – А потом заорал во всю глотку: – ДА!

Питер Агоста обеспечил нас первым контрактом на запись. Агоста знал Беннетта, который потом стал менеджером The Beatles в Нью-Йорке и работал с Элвисом, Фрэнком Синатрой, The Stones и Диланом. Пит Беннетт провел нас на прослушивание в Date Records, которые были одним из подразделений CBS. В те дни надо было поднимать свое оборудование на грузовом лифте, устанавливать его в зале и там играть. Мы сыграли пару песен, потом кто-то позвал одного из продюсеров, Ричарда Готтерера, который потом открыл Sire Records с Сеймуром Штайном. Готтерер предложил нам сделку: шесть тысяч долларов. Да, нормально.

Мы записали песню под названием The Sun, такой поп, что-то между Ленноном и Маккартни. Она вышла в 1966-м и ненадолго задержалась на радио, но хитом не стала. А вот в Европе она была популярна: там ее называли Le Soleil. В словах говорилось о том, чтобы не спать всю ночь и смотреть, как утром встает солнце.

It comes once a day through the shade of my window

It shines on my bed, my rug, and my floor

It shines once a day through the shade of my window

It comes once a day and not more

Оно встает каждый день из теней моего окна

Оно сияет на моей кровати, ковре и полу

Оно сияет каждый день из теней моего окна

Оно встает всего один раз

Это точно было одно из лучших мгновений Дона Соломона. На другой стороне была When I Needed You, она была потяжелее, более экспериментальная… это была наша версия песни The Yardbirds. К тому времени нам снова нужно было сменить название – CBS переживали, что наше странное написание (The Strangeurs) все равно немногим отличалось от других The Strangers, поэтому нас могут засудить. Так мы стали Chain Reaction – постоянный, неудержимый поток энергии.

В тот день у меня был первый духовный религиозный опыт, когда я пел с The Beach Boys. Я и еще шесть тысяч ребят из колледжа Айоны, и все мы пели California Girls.

Тогда я переехал из своего дома в Йонкерсе на Двадцать первую западную улицу, в единственное синее здание во всем квартале. Там я жил с Линн Коллинз, шикарной блондинкой, которую я отбил у своего гитариста Марвина Патаки. В 1969-м я был на концерте Zeppelin в Tea Party. Когда группа спустилась со сцены, я пошел поздороваться с ребятами, потому что Генри Смит работал на Бонзо, и как вы думаете, кто вышел из гримерки под руку с Джимми Пейджем? Линн Коллинз. Она была воистину одной из лучших девушек в этом рок-н-ролльном городке. И я тогда подумал: «Если я ее и уступлю, то лучше уж такой легенде, как Пейдж».

В итоге Генри стал нашим первым администратором (которому мы могли заплатить), и поскольку он жил в Вестпорте, Коннектикут, в более богатом районе, чем я, он мог устраивать нам хорошие концерты. Генри продвигал Chain Reaction на такие концерты, куда мы никогда не смогли бы попасть сами, например разогрев у Sly & Family Stone, The Byrds и, самое крутое, The Yardbirds. Джимми Пейдж играл на басу, Джефф Бек – на ведущей гитаре, а мы – на седьмом небе. Мы привезли оборудование в мамином фургоне. The Yardbirds приехали на грузовике. Мы вытащили наши вещи и положили их на тротуар, пока они вытаскивали свои. У них было какое-то фантастическое оборудование, и я решил пошутить:

– Теперь главное – не перепутать.

Я видел, что Джимми Пейдж никак не может вытащить усилитель, поэтому сказал:

– Давай помогу.

И так я стал помощником The Yardbirds. По крайней мере, мне было о чем рассказать, пока Aerosmith набирала обороты.

Как ни странно, три года спустя Генри Смиту, который все еще работал нашим администратором, теперь уже на полную ставку, позвонил старый приятель, Брэд Конлифф, который был охранником одного клуба в Гринвич-Виллидж под названием Salvation, и спросил Генри, не может ли он помочь его хорошему другу Джимми Пейджу с его новой группой, The New Yardbirds (всегда уважайте охранников). Генри купил билет до Лондона, взял все свои пожитки, а именно