ему такой же розовый след. Стоим, смотрим друг на друга. Я ему говорю: «Пошли к соседу, что за шутки такие, пусть забирает свои монеты». А он мне: «Ерунда, может он специально так внушил нам, а на самом деле никаких монет у нас с тобой нет. И потом, я же потерял монету, как я её верну?» Пошли мы с ним гулять, да только монеты эти уже начали действовать. Такое на нас веселье нашло, мы, как сумасшедшие, бегали друг за другом, хохотали, целовались. Прохожие на нас, как на сумасшедших смотрели, а мы остановиться никак не могли. Зашли в магазин, Мишка там своровал коробку конфет. Мы её съели тут же, у магазина. И всё смеёмся и смеёмся. Пришли ко мне, у соседа опять закрыта дверь в комнату, да нам он уже стал без надобности. Так у меня Мишка две недели и прожил. На работе у меня сначала стало всё получаться ладно так, будто не сама я делаю, и совсем не устаю. А потом всё наскучило, мне постоянно хотелось куда-то бежать, всё стало серым, скучным, на месте мне не сиделось. Каждую ночь мне снился сосед, и я ему подробно рассказывала, что делала, что чувствовала. Он мне ничего не говорил, только смотрел на меня и руку на лоб клал. А как только у Мишки жену выписали, он уехал с ней к себе в Северный. И такая меня тоска захлестнула, что просто словами не передать. И Мишка на следующий день после работы ко мне прибежал, начал кричать на меня, что не может без меня, что я ведьма и специально всё подстроила. Потом мы решили, не будет встречаться, всё само и пройдёт. Да только одно дело сказать, другое выполнить. То он ко мне придёт к подъезду, то я к нему в конце дня на работу, обязательно каждый день виделись. Измучились все. И вот однажды не пришёл он ко мне, и я его у работы не встретила, и тогда в меня будто чёрт вселился. Поехала я в Северный вечером, постучалась к нему в квартиру, дверь открыла Настя. Я знала, что у него жена беременная, да только всё равно испугалась, увидев её, думаю, что я делаю! Повернулась и побежала на станцию. Стою, жду электричку. И вот она заходит на станцию, увидела меня и подошла. Смотрела на меня, смотрела, потом развернулась и ударила меня по щеке. И начала кричать, что я такая-сякая, хочу мужа её увести, я сначала стояла и молчала, а потом сама начала на неё орать, что она сроду ему слова ласкового не скажет, вот и смотрит он на других. Это мне Мишка на неё жаловался, поэтому я и знала. Она ещё больше рассвирепела от таких слов, и начала мне кричать, что я неудачница, что своего мужика нет, поэтому за чужих и цепляюсь. Вышла дежурная по вокзалу, Настю попыталась вывести со станции. А Настя мне напоследок и крикнула: «Возьми моего мужа, не нужен он мне больше, да только с довеском возьми, чтоб вам не скучно было!» Она ушла, а я поехала к себе домой. Только я открыла дверь, как выходит ко мне сосед из своей комнаты, и говорит: «Ну вот, теперь пора и настоящими делами заняться». А я, как будто вся в оцепенении стала. Заводит он меня к себе в комнату, подводит к этой картине, которую вы у нас в спальне видели, достаёт из неё небольшую деревянную дудочку, мне протягивает. Я взяла, держу её. А он из картины достаёт сначала один лист, ставит меня лицом на север, заставляет меня прочитать слова, которые там написаны. После того, как я прочитала, он скомкал листок и положил обратно в картину. Потом достаёт другой листок, меня поворачивает на запад, потом я читаю лицом на юг, а потом лицом на восток. И говорит мне, доставая ещё один листок: «Напиши здесь своё имя, внизу, под другими именами». Я написала, он скомкал листок и положил опять в картину. «А теперь, говорит, достань сама листок и напиши имя ребёнка» Я его спрашиваю: «Какого ребёнка?» А он мне отвечает: «Того, которого тебе отдали». Я опять у него спрашиваю: «Я не знаю, как его зовут». А он мне говорит: «Он же теперь твой, как хочешь, так и назови». Я написала, там тоже много имён было написано, я под последним написала. И сама скомкала и убрала листок в картину. Он весело так мне и говорит: «Вот и хорошо, только всё сделай правильно, а то нам всем беда будет. А сделаешь правильно — и будет у нас свой Сиверко, и тогда мы заживём, как короли». А потом я жила, как во сне. И была у меня только одна цель — не упустить время, когда ребёнок появится на свет. Ни о чём я больше не думала. Лара узнала, когда срок Насте родить, я к тому времени подъехала к больнице. Стою под окном, а холодно было, я вся дрожу. Смотрю — а Лару муж тоже ведёт в роддом. Они в одном отделении, в одной палате рожали. И я запаниковала, вдруг думаю, я наврежу её ребёнку. И когда услышала, как Ларин ребёнок закричал, то обрадовалась, что они не в одно время родили. И от всех этих переживаний, когда Настя родила, я растерялась, и забыла перевернуть дудочку. И когда первый крик младенца услышала, то вырвало у меня дудочку из рук, и унесло. И вместе с дудочкой пронёсся плач ребёнка, и в этот момент меня, как обожгло. Что я наделала! И где мне искать этого ребёнка, и как мне его вернуть. Потом мне слышно было, как в отделении засуетились и забегали врачи, и я услышала плач Насти. А я всё стояла и ревела под окном, а на лбу моём, словно клеймо, жгла проклятая монета. И будто кто-то мне нашёптывал, что я всё правильно делаю, что Настя сама виновата.

Валентина замолчала. Она уставилась в одну точку, и только губы шевелились, как будто она всё ещё продолжала свой горестный рассказ.

— А как Вы назвали ребёнка? — Спросил Илья.

— Я не помню. — Покачала головой Валентина.

— А монета всё ещё у Вас во лбу? — Спросила я.

Она зло ответила:

— А куда ей деться?

Мы снова все замолчали.

— А что дальше было? — Спросила я.

— Первые месяцы, пока Сиверко только набирал свою силу, он изводил Мишку. От него в то время жена