Не ЯД МОР, поняла она. Она передвинула плитки.

РЯД ОМ.

РЯДОМ.

В этот момент дверная ручка дёрнулась. Все составленные слова выстроились в уме Рамоны.

ОСТОРОЖНО

ФАНТОМ

РЯДОМ

Дверная ручка снова задёргалась.

Что-то происходило. Что-то… ужасное. Странное. Страшное. Рамона быстро свалила все буквы в войлочный мешочек.

«Игра», – догадалась девочка. Она предупреждала её. Помогала ей. Она подскажет ей, что делать.

Слова всегда помогают.

На крыльце раздался глухой удар, как будто кто-то уронил что-то тяжёлое. Рамона стиснула зубы.

Дверь загрохотала, и Рамона полезла в мешочек и загребла горстку плиток. Словодел был на её стороне. Игра её защитит.

Двигаясь быстро, Рамона высыпала плитки на стол, поправила их и перевернула те, что оказались лицом вниз.

У-Е-П-А-Н-Е-Л-С

Она стала их переставлять.

«Думай», – приказала она себе. Входная дверь снова загрохотала. Рамона составила слово.

ПЛАН.

«Вот оно», – осенило девочку. «План». Ей нужно что-то. Какой-нибудь инструмент, оружие, чтобы защитить себя или заклинить дверь – гаечный ключ, молоток, что-нибудь. Но какой у неё план?

Она посмотрела на оставшиеся буквы.

Е-Е-С-У.

Ус. Это слово не имело смысла.

Входная дверь снова загрохотала.

Рамона стала переставлять последние буквы: ЕСУ, УСЕ, УЕС.

«Быстрее», – подгоняла себя девочка.

В дверном замке послышался щелчок, как будто кто-то возился с замком, вставлял ключ.

Или белоснежную кость.

«Скорее, – звенело в голове девочки. – Скорее!»

Это не может быть ПЛАН. Остальные буквы просто не складываются в слово.

Может быть, П-Л-Е-Н?

ПЛЕН.

Какой плен?

Дверная ручка повернулась.

Рамона снова переставила буквы.

А затем она увидела.

Девочка застыла на месте.

Со скрипом открылась входная дверь.

В дом ворвался ночной бриз, но Рамона даже не обернулась.

Её глаза были прикованы к последнему сообщению из восьми букв.

* * *

Родители Рамоны вернулись домой незадолго до полуночи.

Когда её мама вошла в дом, всё было тихо.

«Похоже, Рамона легла спать вовремя, – удивилась она, – умница».

По пути на кухню она заметила на столе игровую доску для Словодела. Она улыбнулась. Рамона обожала Словодел.

Но что-то было не так. Всё на столе лежало неровно. Всё было разбросано. Даже был опрокинут кухонный стул, а на доске для игры в Словодел, которую Рамона должна была полностью заложить словами, было лишь два коротких слова.

Всего два коротких слова.

НЕ УСПЕЛА.

Это моя рука

Вы когда-нибудь видели инициалы, вырезанные на стволе дерева?

Готов поспорить, видели. Их можно встретить практически повсюду. В каждом городе. В каждом парке. В каждом лесу.

Некоторые считают, это грустно, что люди вырезают свои инициалы на деревьях.

Я так не считаю.

Вообще-то, если вам когда-нибудь попадались большие буквы Ф.Л., вырезанные в стволе дерева в окрестностях города, скорее всего, их вырезал я.

Я Финн Льюис. И больше всего на свете мне нравится оставлять свою метку.

Ф.Л.

Я вырезал эти буквы на клёне у обочины шоссе, на ясене возле средней школы и даже на гигантском дубе по западной стороне Мейн-стрит.

Мне просто нравится видеть эти буквы и знать, что их вырезал я. Отметить дерево – это как оставить маленький кусочек себя позади. Как объявить миру, что я, Финн Льюис, был здесь и сделал что-то.

Вот почему у меня всегда с собой швейцарский армейский нож. Чтобы я мог вырезать свои инициалы, когда представится случай. Вы наверняка видели швейцарские армейские ножи. Такие красно-серебряные перочинные ножи, в которых спрятана тысяча инструментов. В моём есть большое лезвие, маленькое лезвие, консервный нож, штопор, увеличительное стекло, две отвёртки и пила по дереву, достаточно прочная, чтобы перепилить ветку толщиной с моё запястье.

Лучше всего вырезать буквы получается именно этой пилой, если вам интересно.

Вот почему однажды в пятницу вечером в прошлом октябре я проверил, что моя пила по дереву исправна и заточена. Родители ушли на свидание, так что я сунул нож в карман, вышел из дома и направился к окружной библиотеке Грин-Спрингс на окраине города. Перед нашей библиотекой длинный извилистый въезд, обрамлённый массивными осинами, и я подумывал вырезать свою метку на одной из них.

Ф.Л.

В тот вечер было холодно, и каждый раз, когда дул порывистый ветер, раздавалось шипение октябрьских листьев. Я натянул рукава куртки на костяшки пальцев, чтобы руки не замерзали. «Но холод – это хорошо», – говорил я себе. Когда холодно, люди в основном сидят по домам, и улицы пустые. Это значит, что я смогу беспрепятственно вырезать свои Ф и Л так глубоко, как мне захочется, и меня не поймают.

Так что я пошёл. По улицам волочились опавшие листья, и с каждым шагом я чувствовал, как мой швейцарский армейский нож в кармане бьётся, бьётся, бьётся о мою левую ногу.

Затем я добрался до длинного извилистого подъезда к библиотеке. Там я остановился.

Подъезд был перекрыт оранжевыми конусами, четырьмя дорожными заграждениями и длинными полосами жёлтой ленты. На одном заграждении висела табличка:

БИБЛИОТЕКА ЗАКРЫТА ДО 10:00

ПОНЕДЕЛЬНИКА НОВЫЕ ТРОТУАРЫ:

МОКРЫЙ ЦЕМЕНТ

НЕ ВХОДИТЬ

– Идеально, – обрадовался я. Поскольку вход перекрыт, деревья у библиотеки полностью в моём распоряжении. Я могу провести столько времени, сколько захочу за вырезанием своей метки.

И тут меня осенила идея. Как вспышка молнии.

Шарах!

Я уставился на эти слова – «мокрый цемент».

У меня в голове всплыла картинка. Отпечатки ладоней в цементе. Я уже видел такие раньше – отпечатки ладоней с широко расставленными пальцами на бетоне возле продуктового магазина, маленькие отпечатки ладоней на тротуарах у начальной школы, глубокие отпечатки ладоней на пешеходной дорожке в парке. Вы тоже могли видеть такие цементные отпечатки рук. Они повсюду.

Стоя там, перед заграждениями и жёлтой лентой, я почувствовал, как у меня всё начало зудеть.

Я понял, что есть и другие способы оставить свою метку.

Другие способы, как я мог бы оставить кусочек себя позади.

«Отпечаток ладони», – пришло мне на ум.

Только подумайте. Мои инициалы – это одно. А моя ладонь… Это как… часть меня. Если я вдавлю ладонь в прохладный цемент возле окружной библиотеки Грин-Спрингс, каждый раз, проходя мимо этого места, я буду смотреть вниз и думать про себя: «Это моя рука, вот здесь».

Всю оставшуюся жизнь.

«Моя рука. Вот здесь».

Я быстро вздохнул. Листья в осинах вдоль длинного извилистого подъезда к библиотеке кружились передо мной, как будто звали меня. Указывали мне путь.

Я взглянул вверх и вниз по улице. Дороги были пусты, поэтому я приподнял жёлтую ленту и пошёл прямо мимо шипящих, колышущихся