Шрифт:
Закладка:
Что значит «ничего не было»?! С какой стати «не было»?! Это что, Пашка прав и никакого ребёнка не существует?
Так. Остыть. Прийти в себя. Утрясти всё, что она наговорила. Займусь аутотренингом, как сударыня Ефимова только что.
Минутная стрелка бодро щёлкает и становится ровно на цифру «12». То есть обед закончился. Сейчас это «совершенство» вернётся. И, кстати, он что-то «значил» – в прошедшем времени. Так что рано сдаваться.
– Я вернусь, – говорю многозначительно и ухожу, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Нет, Юлия, я не из тех, кто сдаётся! Я из тех, кто всегда добивается результата!
Полуделовой разговор
Юля
Я сама себя не узнаю. Эти перепады настроения, видимо, очередная шуточка гормонов и близнецов, что поселились во мне и требуют жрать, спать, рыдать. Больше мне ничего не хочется. Особенно встречаться с Лёшенькой.
Нет. Я бы, наверное, не хотела, чтобы Павлик ушёл. А он всё же покинул меня и дверь аккуратно за собой прикрыл.
Мне понравилось стоять за его спиной. Я чувствовала себя защищённой и… слабой. В тот миг я могла себе это позволить – быть простой женщиной, у которой есть кому решать все дела и проблемы.
Но так не бывает – это я уже давно уяснила. Либо ты всё делаешь сама, либо позволишь топтаться по себе, превращаясь в обычную услужливую самку, к которой относятся снисходительно, как к домашнему животному.
Кошек и собак любят, даже членами семьи считают, но ни о каком равноправии речь не идёт. Просто игрушка: захочет мужчина – посадит на колени и за ушком почешет. Не захочет – пошла вон, на выход. Можешь с вещами, а не пожелает господин – голым задом по ступенькам. Ещё и пендель рискуешь получить для ускорения.
За те пару минут, что даны мне на передышку, я снова возвращаюсь из состояния киселя в нормальный тонус.
Ильин не тот человек, что отступает. В этот раз он демонстративно стучит, но не ждёт, пока я отвечу – входит победителем. Чемпион мира. Я знаю его, наверное, лучше всех. Может, даже мама его не в курсе, каким он может быть порой.
Кстати, маме его я никогда не нравилась – понаехавшая из деревни. Но это уже незначительные мелочи.
– И снова здравствуйте, – тянет он лыбу, а я думаю: что я в нём нашла тогда? Что есть в нём прекрасного, кроме роста и внешности?
Вон, Павлик ему проигрывает. И в красоте, и в росте. Хотя, если разобраться, такой же шовинист. Да ещё с перепадами настроения: то он мерзок до невозможности, то заботлив, как няня.
И все эти выкрутасы наводят меня на мысль: он просто меня прощупывает, чтобы потом снова напасть и пнуть побольнее. Другого объяснения я не нахожу. Вон как выспрашивал участливо про деньги, например. Думает, я ради бабла с ним в постель легла?
– Здравствуй, Юль, – переходит Лёха на нормальный тон, видимо, впечатлившись моим каменным спокойствием.
Мне как-то вообще всё равно – есть он, нет его. У меня в жизни такие крутые русские ямки да кочки, что американские горки нервно курят в углу и плачут.
– Добрый день, Алексей Дмитриевич, – теперь я старательно растягиваю губы, изображая деловую вежливость.
– Ты как не родная, – хохотнул он. – Можно и без этих церемоний, учитывая наше бурное прошлое.
Это у тебя оно было бурное. А у меня – обычное. Очень даже скромное, подчинённое единому божеству – Лёшеньке Ильину.
В рот ему глядела, надышаться не могла. Глазами влюблённой дурочки на него смотрела, любой каприз исполняла. Была ему и любовницей, и кухаркой, и домработницей в одном лице.
– Кто старое помянет, тому глаз вон, – проговорила ласково, но с таким нажимом, чтобы он понял: будет у меня возможность, я ему глаз быстро и вон, и на задницу натяну при удачно сложившихся обстоятельствах. – Всё прошло, всё изменилось. Поэтому я бы предпочла держаться в рамках деловых отношений.
Он изучает меня. Ему немного весело, но Лёха пытается скрыть и скепсис, и смех. Получается у него так себе. Он не может воспринимать меня всерьёз. Подозреваю, он уверен: здесь всем заправлял Вадя, а я так – бесплатное приложение с ногами и глазами.
В то самое прошлое, о котором я не хочу вспоминать, Лёшенька именно это во мне ценил – глаза и ноги. Считал их неоспоримыми достоинствами. Во всём остальном я проигрывала.
В то время верхние и нижние девяносто не соответствовали его внутренним стандартам. Судя по тому, как он пялится сейчас на мою грудь, она наконец-то дотянула до того, чтобы удостоиться его внимания.
Он делает ошибку, когда смотрит на меня как на женщину и забывает, что я есть личность. Уверена: мой ум, опыт, деловые качества ему абсолютно не интересны. Хотя бы потому, что он убеждён в их отсутствии.
Я не видела Ильина несколько лет. Поначалу, когда мы расстались, я рыдала в подушку и клялась: однажды я докажу ему, что чего-то стою. Сейчас же я гляжу на него и думаю: может, и хорошо, что всё так случилось тогда. Иначе я бы до сих пор была всего лишь тенью Алексея Ильина.
– Да брось, Юль, – он всё ещё не воспринимает меня всерьёз, – конечно, многое изменилось. Ты выросла и расцвела. Я – поумнел и повзрослел. Давай не будем воевать. Есть много более приятных занятий, чем война.
– Возможно, – делаю вид, что соглашаюсь. – Как ты жил эти годы? – спрашиваю, потому что мне действительно интересно, с чем придётся иметь дело и как всё, что я узнаю, обернуть в свою пользу.
– Да нормально я жил, – расслабляется он, ногу за ногу забрасывает, на спинку стула откидывается. – Я тогда за границу уехал. Учился там, работал. Так что как вести бизнес, знаю. Женился, – сверкает он весёлым взглядом, – если тебя это интересует. У меня дочь растёт. Но год назад мы с женой развелись, так что я снова свободен. Вот, вернулся на родину, хочу налаживать бизнес здесь.
– Патриот, значит, – позволяю себе вольность.
– В некотором роде – да, – очаровательно улыбается в ответ.
– И совершенно случайно тебе подвернулся «Солнечный компас», – у меня даже глаз дёрнулся, так хотелось издевательски подмигнуть.
Ильин довольно хохочет. Искренне, не натужно.
– Ты же понимаешь: такие вещи «случайно» не происходят. Изучал рынок. Присматривался. Оценивал достоинства и недостатки.
Я смотрю на него с интересом, потому что его слова цепляют, проводят глубокие борозды на сознании. С чего бы ему к «Компасу» приглядываться? Вадя ведь спонтанно решил свою долю продать. До этого он весьма трепетно относился к своей компании и статусу, который она ему давала.
К слову, здесь негласно управляла я. Даже не всегда с Горским новшества согласовывала сразу. Я пахала. Он позволял. Все явные риски брала на себя. Вот как вложения в бизнес, например. Но тогда я думала, это всё почти «моё». У меня даже мысли не возникало, что Горский расстанется со своим добром. Особенно, если учитывать, какой он прижимистый.