Процесс, внушенный этой щедростью духа, продолжается в третьем и четвертом трактатах «Пира». Третий трактат, в общем, продолжает анализ двойственности женского образа. Четвертый исследует добродетель, именуемую благородством. В «Новой жизни», в сонете «Любовь и благородные сердца — одно...» (Amore e cor gentil...), Данте говорил о любви и нежном сердце, о красоте «премудрой дамы» (saggia donna), пробуждающей любовь в мужчине и, соответственно, о чувствах, которые в женщине пробуждает «достойный чувства человек». Трактаты, разумеется, взаимосвязаны и постепенно приближают читателя к образу города, дополняющему и уравновешивающему образ женщины.

Вторая канцона и третий комментарий начинаются с умственной работы над непосильной задачей. Возможно, это начало того, что Вордсворт назвал «чувственным интеллектом» — человек осознает значимость задачи, но саму ее понять пока не способен. После этого Данте приходит к обсуждению Любви, которая является здесь и качеством, и действием, обусловленным этим качеством: «Любовь в истинном значении и понимании этого слова есть не что иное, как духовное единение души и любимого ею предмета». «Человеческая душа, которая есть самая благородная форма из всех рождаемых под этим небом, получает от Божественной природы больше, чем любая другая.... Человеческая душа объединяется с этими благами духовным путем тем скорее и тем крепче, чем эти блага являют большее совершенство; являют же они свое совершенство в зависимости от ясности или затемненности познающей души. Единение это и есть то, что мы называем любовью, благодаря которой можно познать качества души, наблюдая извне тех, кого она любит» (III, II). «Эта дама» «создана как идеал человеческой сущности, предусмотренный Божественным разумом» (III, VI). Приведенный тезис — повторение того, о чем не раз говорилось в «Новой жизни» и что сразу было отмечено Данте в Беатриче. Она — небесная норма; она — то, кем все должны быть; «Она настолько совершенна, насколько это возможно для сущности человека». В подобном утверждении нет ничего необычного; те же утверждения можно найти во многих фильмах, пьесах и песнях. А вот действительно новое — это та серьезность, с которой Данте относится к этому, и стиль, которым он это выражает. Дама создает в своем паладине ощущение высшего совершенства. Почему бы и нет? Данте дает совершенно определенный ответ (III, VI). «Следует помнить, что каждое творение более всего стремится к совершенству, которое утоляет его жажду и во имя которого в нем и возникает тяга к чему-то определенному; это и есть та жажда, из-за которой наши радости кажутся нам неполными; действительно, не бывает в этой жизни такого большого удовольствия, которое могло бы утолить в душе нашей жажду настолько, чтобы мы отказались от живущего в нас стремления к совершенству. А так как дама, о которой я говорю, и есть это совершенство, я утверждаю, что к ней неизменно обращены мысли людей, которым тем радостнее, чем полнее они утоляют свою жажду, ибо, повторяю, дама эта совершенна настолько, насколько вообще человеческая сущность способна к высшему совершенству». Наши желания вечны, и видеть образ совершенства — это не то же самое, что быть совершенными самим. До тех пор, пока мы все не станем совершенными, даже Беатриче нельзя признать совершенством. Идеал никогда не сможет нас удовлетворить, пока мы сами не станем идеалом. Тому, кто надеется достичь идеала и не стремится при этом к самосовершенствованию, рано или поздно уготована дорога в ад.

Совершенство дамы (III, VII) является «той верой, благодаря которой мы избегаем вечной смерти и приобретаем вечную жизнь. Она действительно помогает нашей вере». И если Философия делает это посредством разума, даме, о которой идет речь, достаточно просто быть. Она — как бы субстанция духа и делает дух зримым, оставаясь при этом естественным человеческим существом. «Я это доказываю на основании ее поведения, типичного для разумной души; поведением обычно называют речи и поступки, в которых Божественный свет сияет всего отчетливее». Некоторые считают, что от их возлюбленных исходит некое сияние. Стихи и песни повторяют это на разные лады, а читатель и слушатель воспринимает подобные разговоры как легковесные, но за этой кажущейся легковесностью, возможно, кроется серьезная истина. «Возвышенность и сладостность речей благородной дамы порождает в уме того, кто их слышит, любовное помышление, которое я называю небесным дуновением, ибо начало его на небе и оттуда нисходит его смысл ... Ее поступки своей сладостью и своей широтой заставляют любовь пробудиться и стать осознанной всюду, где по воле благой природы уже посеяны семена ее могущества» (III, VII). Это проявление гармонии добра пробуждает в нас способность, «благодаря которой мы избегаем вечной смерти и приобретаем вечную жизнь» Об этом говорилось в «Новой жизни» и повторяется в «Пире». Благородство добра становится зримым. Ее скромность Бог сделал великолепной; ее Богом данное великолепие становится скромностью, — так выражаются великие законы обмена. И все это может случиться где угодно, когда угодно и с кем угодно. Романтическая любовь между мужчиной и женщиной — это всего лишь один из видов романтической любви, признаком романтизма в целом, который сам по себе является лишь особым методом утверждения образов. При этом не исключаются греховные срывы и ошибки. Видение совершенства возникает независимо от несовершенства; оно сияет сквозь тело женщины, что бы она с ним ни делала. Таким образом, целомудрие проглядывает в развратных, трудолюбие — в ленивых, смирение — в гордых, а истина — в лживых. Задача Беатриче или Дамы Окна в реальной жизни была такой же, как и задача Данте. Это он должен был показать дамам, каков их образ, а их задача состояла в том, чтобы как можно быстрее стать его соответствием. Демонстрация образа может временно прекращаться из-за настроения одной стороны или нежелания внимать демонстрации с другой стороны.

Божественное совершенство милосердной дамы проявляется в ее речах и поступках. Но не менее оно демонстрируется разными частями ее тела. Тело человека располагает органами для выражения силы небесной; Данте полагал, что органы тела человека такой же вечной природы, как и его стремление к Богу, и они есть часть этого стремления. Как сказано в «Раю» (XIV, 59–60), «Орудья тела будут в меру сильны // Для всех услад, что нам пошлет Господь». Сам Данте глубоко не анализировал человеческое тело. Здесь еще многое предстоит исследовать.

Вордсворт в глубокой фразе заметил:

И образ человеческий был знаком

Достоинства и силы, красоты

И чести.

(Вордсворт, «Прелюдия», VIII, 408-10)

Главное слово здесь — знак. После него