причем все требует охраны: и комбинат, и конвой с грузом. Рабочие не хотят работать на Саламанку добром, это делают неохотно в обмен на пайку или деньги, жизнь стала тяжелой в последнее время. Многие сбегали на фермы работать, но их возвращают силой или показательно расстреливают.

— Рабочих расстреливают? Мирняк, в смысле?

— То-то и оно. Саламанка превратил население практически в рабов, потому что в самом начале его правления общество оказало пассивное сопротивление. Остановились шахты, фабрики, фермеры сговорились и начали продавать провиант только тем, у кого на руках есть мозоли, то есть жандармерия и военные оказались просто без возможности достать еду. У Саламанки осталось только два варианта: уйти мирно или применить кровавое насилие. Он выбрал второе.

10. Громадная галактика — чертовски тесное место…

— Много жертв?

— Порядка трехсот человек. Расстрелял всех основных организаторов сопротивления, а затем еще тех, кто упорствовал… — Дани кашлянула и продолжила: — в общем, с комбината готовые к продаже ресурсы едут на космодром, там их продают торговцам-авантюристам по смешным ценам, так Саламанка получает свежую звонкую монету, на которую закупает самое необходимое для себя и армии, ну и немного для населения, чтобы хоть как-то держать его в повиновении. В общем, времена тяжелые, в том числе и для Саламанки.

— Насколько я понял из твоих слов, Саламанка не имеет достаточно людей, чтобы держать их круглосуточно на всех важных комбинатах и так далее?

— Да, не имеет. Потому пока в каком-то городе нет военных — там можем находиться и отдыхать мы.

— Что мешает вам просто уничтожить ключевые объекты, раз они не охраняются? Отрою секрет, что бронеходы без обслуживания долго не проработают, нет денег — нет бронеходов, да и армия без пайка разбежится.

— Мы не можем уничтожать наше собственное будущее. Если мы так сделаем — на нас ополчатся все те, которые сейчас на нашей стороне, и упадок, спровоцированный диктатором, сменится настоящей катастрофой. Это все — наше, не Саламанки. Он только столицу контролирует постоянно. И мы бы с радостью дали ему бой в пределах города — но это наш город и наши сограждане. Мы не то что не хотим устраивать войну в населенных пунктах — мы просто не можем этого сделать. Так что все стычки только в безлюдных местах, будь то наши засады на дорогах или его облавы на наши периферийные лесные базы.

— Почему вы не можете просто взять и победить Саламанку, если вас миллион, а его четыре тысячи? Ну если считать одних мужчин, должно набраться за сто тысяч — это же двадцать пять на одного?

Антон вздохнул.

— А помнишь, я говорил, что это была очень мирная планета? Большинство выросло в мире, где никогда не было войны и казалось, что никогда и не будет. Вот, гляди.

И он показал мне фотографию со статуей в виде сидящего толстяка, над головой которого стоит транспарант с надписью «Граждане, голосуйте за Раймонда Чандлера, он слишком стар, чтобы работать!».

— Кто это?

— Памятник Чандлеру, известному больше как Первый Шериф. Он был шерифом первые тридцать пять лет истории Нова Эдемо… единственным шерифом на сто тысяч тогдашнего населения, понимаешь? К старости он стал медленным и толстым, но все равно умер своей смертью: преступников, в перестрелке с которыми он мог бы погибнуть, не было, и мы могли выбирать шерифом старого толстяка, не переживая, как он будет справляться со своими обязанностями. Памятник Чандлеру, по сути — памятник о том, какой мирной некогда была эта планета. Это уже потом шерифов стало больше и добавились службы безопасности корпораций… Но все равно, это было мирное место. Дани была помощником шерифа — Дани, сколько раз за восемь лет ты пускала в ход свой пистолет?

Дани невесело усмехнулась:

— Три раза, все три — в тире. Остальное время пылился в сейфе, ни разу за восемь лет не чищеный. Разок буянившего пьяницу успокаивала электрошокером — и это все.

— Вот. Все мы выросли в мире. Здесь мало людей, готовых брать в руки оружие и убивать других людей. Собственно, тут и оружия кот наплакал, нам нечем было бы восставать, если бы узкоглазые, уходя, не оставили Меркадо несколько контейнеров оружия и кое-какой военной снаряги. Ну, они так отомстили Саламанке за грабеж, вооружив потенциального бунтовщика.

— Ну да, юэньцы такие, они просто так не утрутся… Что по бронеходам?

— Их всего двадцать четыре было. Теперь девятнадцать, потому что мы один взорвали, три угнали и еще один сожгли.

— Их пилоты? Где учились, откуда взялись?

— Все местные. Просто уехали в свое время тридцать парней из лояльных Саламанке, вернулись двадцать девять с имплантами и один в гробу. Бронеходы появились еще двадцать пять лет назад, тогда их было только четыре. Пилоты первого набора, так сказать, их было шесть, все еще живы и они тоже лояльны Саламанке. Есть предположение, что «дворцовый взвод» пилотируют именно они. Но несмотря на большой служебный стаж, боевого опыта у них столько же, сколько и у второго набора, то есть почти нет.

— Эти двадцать девять вернулись через сколько времени?

— Через две недели. То есть, они просто летали куда-то в развитый мир на операцию по имплантации, нигде никто их не учил и не тренировал. И они были полными неумехами, ни черта не могли, и мы научились оставлять их в дураках. Ко всему прочему, бронеходы все старой модели, им по полсотни лет. Короче, мы не считали их чем-то особо серьезным, мы постепенно брали верх, и Саламанке не могли помочь ни бронеходы, ни вертолеты. Но потом появилась наемница — и все поменялось катастрофически для нас. Она натаскала остальных и командует ими.

— Что про нее известно?

— Ничего, кроме того, что она женщина лет тридцати пяти. Носит темные очки. Ну и еще у нее особенный бронеход, довольно новый. Она единственная, у кого бронеход раскрашен в ее личный рисунок.

— Есть фото?

— Ага. Черный бронеход с двумя большими нарисованными зелеными глазами, но не человеческими. Вот, смотри.

Бронеход был заснят чуть сбоку, но я его сразу узнал.

— Это «Черная пантера», — сказал я.

— Ты ее знаешь? — нахмурился Антон.

— Я встретился с ней в первом же своем бою шесть лет назад. Узнал только по бронеходу, так-то я даже не знал, что пилот — женщина. В общем, еще тогда, когда я был зеленым новичком, она уже была командиром звена в четыре машины, неудивительно, что вам пришлось туго.

— Она крута?

— Просто грамотная и опытная. Будь она крутой — я бы