пожалованные Саруману в дар за какие-то неведомые орку заслуги. Часы собирались пробить утреннюю зорьку, собирались, собирались, но так и не собрались — и маятник, надрывно отхрипев, вновь принялся — тик-так — мерно отсчитывать ускользающие секунды. Гэдж укорил себя за мгновенный испуг — за годы, проведенные в Ортханке, ему бы уже следовало привыкнуть к причудам этого древнего непредсказуемого чудовища.

Саруман рассеянно провел рукой по трещинке в оконной раме.

— Похоже, в последнее время я слегка увлекся этими опытами с переливанием крови и утратил осторожность… поторопился с выводами… в действительности в этом деле, кажется, все далеко не так ясно и просто, как может показаться на первый взгляд. Но, леший возьми, я не могу понять, в чем допущена ошибка! В Эдорасе дважды — дважды! — все получилось, а здесь, с Браном — почему нет? Или переливать кровь от человека к человеку действительно… неуместно и запрещено самой природой? И кровь какого-нибудь теленка или барашка на самом деле подошла бы Брану куда больше, нежели кровь его приятеля Эстора…

— Неужели кровь животного может соответствовать крови человека больше, чем кровь такого же человека?

— Трудно сказать. Но Аш`Удулла, кхандский анатом и врачеватель, описывал подобные случаи в своей «Медицине». Он, помнится, успешно переливал человеку кровь молодой овцы.

— И он, этот человек…

— Что?

— Не начал после такого вливания, ну…

— Блеять? Да нет, не думаю. Во всяком случае, Аш`Удулла о таком побочном действии в своих записях не упоминал.

— А это было бы забавно. — Гэдж бледно усмехнулся. — Влей в жилы человека кровь овцы — и человек станет трусливым и нерешительным, как овца. Кровь осла может сделать его по-ослиному упрямым, кровь быка — твердолобым и грубым, кровь курицы — глупым и склочным, а кровь свиньи заставит валяться в грязи…

— «Собака смотрит на человека снизу вверх, кошка — сверху вниз, и только свинья — на равных»… слыхал про такое, Гэдж? — Саруман беззвучно посмеивался в бороду. — Так что, думаю, кровь свиньи человеку уж никак не способна навредить, люди с этой скотинкой очень близкие родичи, любят валяться в грязи сами и валять других совершенно по-свински. А вообще-то это очень занятная мысль… прямо-таки достойная небольшой поучительной баллады.

— Угу…

Шелестя крыльями, на карниз опустился Гарх, в задумчивости прошелся туда-сюда, цокая по камню когтями, потом постучал клювом в ставню, чтобы заявить о своем присутствии. Вид у него был озадаченный и обеспокоенный; круглые, как бусинки, глаза мрачно посверкивали, черные и гладкие, с глянцевым отливом перья несолидно топорщились на груди и затылке. Впорхнув в распахнутое Гэджем окно, он, подскакивая, неуклюже опустился на стол — и, поудобнее утвердившись среди свитков, колб и прилепленных прямо к столешнице свечных огарков, встряхнулся всем телом, так самозабвенно и энергично, что в воздухе закружилась пара мелких черных пёрышек.

— Ну, — сказал Саруман, — любитель погреть уши и косточки, с чем пожаловал?

Гарх вальяжно надулся и выпятил грудь — видимо, доверенное ему срочное послание прямо-таки распирало его изнутри своей неописуемой важностью, ценностью и значительностью.

— С добрым утречком, Саруман! Я к тебе от Фарлаха с дозорной башни.

— И это всё?

— Нет. Там… гонцы у ворот, видишь ли.

Белый маг помрачнел.

— Из Гондора, надо полагать? Я так и думал… Надеюсь, Фарлах догадался сообщить им о моем долговременном отсутствии?

— Даже если догадался, — Гарх хрипло хохотнул, — думаешь, эти бравые посланцы с покорностью и смирением отправятся восвояси, а не останутся дожидаться тебя на постоялом дворе, записав все расходы на твой счет? Ты от них просто так теперь не отделаешься, у них королевская грамота.

— Как некстати! — Саруман осторожно выглянул в окно: по берегу пруда на понурых усталых лошадях ехали четверо всадников — посланников Гондора. И всё было при них: и тонконогие гнедые кони благородных кровей, и кожаные куртки с изображением королевской почты, и шерстяные дорожные плащи, и всюду, где только можно — Белое Древо в черном квадрате. — Я так и подозревал, что Белектор не оставит меня в покое… Интересно, эти добры молодцы привезли деньги?

— Греешь руки на чужой беде, Саруман? — с сухим смешком прокаркал ворон, склонив голову к плечу.

— Да вот такое уж я мелкое паскудливое дрянцо, ничего тут не поделаешь, Гарх. Видимо, на какое-то время мне придется уехать…

— Уехать? — с тревогой спросил Гэдж. — Куда? В Гондор?

— Да. Видимо, наместнику Белектору совершенно необходимо мое присутствие, что-то там у него стряслось…

— Может, они… эти посланцы… прибыли просто за советом или каким-нибудь лекарственным снадобьем? Может, тебе вовсе не понадобится самому ехать в Гондор, а?

Саруман покачал головой.

— Наверное, все-таки понадобится, Гэдж. Изенгард принадлежит Гондору, и я не вправе отказать наместнику Белектору в его просьбе, в особенности выраженной так настоятельно.

— И не отправишь же ты обратно три сотни прекрасных и полновесных золотых монет, правда? — мечтательно прокаркал Гарх, видимо, уже прикидывая, не перепадет ли и ему из этого замечательного куша монетка-другая — для пополнения тайной коллекции (в которой помимо блестящих камешков, разноцветных стеклышек и металлических пуговиц имелась и пара серебряных ложек, которых как-то недосчиталась на своей кухне госпожа Норвет, хозяйка «Улитки и свистка», маленького местного паба. И, несмотря на то, что со временем ложки потускнели и утратили лоск, Гарх все равно страшно ими гордился — как неоспоримым свидетельством своей лихой разбойничьей ловкости и воровской удачи).

— А как же… — Гэдж прикусил губу.

— Что?

— Ну… Эдорас, состязания, смотр войск…

Саруман ободряюще положил руку ему на плечо.

— Прости, Гэдж. Боюсь, что никак. Ну да это не последний Праздник Весны в роханской столице, рано или поздно будут и другие.

«Будут, — мрачно подумал Гэдж. — Только я их все одно не увижу».

— Надолго ты уедешь?

— Не знаю. Думаю, на месяц или около того… впрочем, постараюсь обернуться как можно скорее. Гарх!

Ворон, который тем временем, нахохлившись, уже успел немного вздремнуть на краю стола, поспешно всполошился и изобразил почтительное внимание.

— Отправляйся-ка вниз, — велел Саруман, — отыщи Теольда, мажордома, пусть он проводит наших любезных гостей в Мраморный чертог, придется учинить им торжественный прием. — Скрестив руки на груди, он по-прежнему мрачно и задумчиво смотрел в окно, хотя на площадке перед башней уже никого не было. — Передай Теольду, что я сейчас выйду… Ну-с, и где там мой посох завалялся?

* * *

Саруман уехал через два часа.

Чтоб ему провалиться в Удун, этому проклятому гондорскому наместнику, яростно твердил себе Гэдж.

Угораздило же старого хрыча Белектора захандрить именно сейчас, как раз накануне Праздника Весны! Наверно, ко всем прочим неприятностям на захворавшего беднягу напала сегодня