хорош: добрый, понимающий, надёжный и верный, но только совсем не смешливый. Иногда они, конечно, над чем-нибудь вместе посмеивались, но никак не до колик в животе – смехом, похожим на тот, что доносился сейчас из комнаты Хеклы.

Сайюнн подошла к её двери, но, прежде чем постучать, ещё пару мгновений послушала: хотя бы так она могла заново пережить те времена, которые, по крайней мере в её памяти, были полны заманчивых перспектив. Когда она была подростком, ей казалось, что так будет всегда, будто зрелость придёт совсем не скоро, а она навсегда останется этой юной девушкой, которая не обязана решать, как ей быть и что делать со своей жизнью. Было ощущение, что время тянется бесконечно, но теперь, оглядываясь назад, Сайюнн не могла поверить, насколько коротким был этот период молодости. Зрелость подкралась незаметно, и не успела она оглянуться, как всё поменялось. Подруги у неё были всё те же, но, встречаясь, они больше не лежали бок о бок на кровати, не слушали музыку на кассетах и не обсуждали парней. Нет, теперь они говорили о кредитах, политике и повышении зарплат. О своих мужьях, детях, коллегах и знакомых. Они никогда не смеялись так, как смеются сейчас девочки.

– Хекла? – Сайюнн осторожно приоткрыла дверь, и подружкам удалось наконец немного отдышаться. Они лежали на кровати, разумеется, с телефонами в руках, а их носки были свалены в кучу на полу.

– Да, – приподнявшись на кровати и всё ещё пытаясь унять смех, произнесла Хекла.

– Останетесь на ужин, девочки? Я думала заказать пиццу.

– О, йес!.. – воскликнула Диса, а потом спохватилась: – То есть да, спасибо.

– Мне только у мамы нужно спросить, – сказала Тинна.

– Мне, вообще-то, тоже, – добавила Диса.

– Я позвоню вашим мамам, – предложила Сайюнн, подумав, какие они всё же милые девчонки, всегда вежливые и обходительные, но очень разные. Тинна – высокая, с копной белокурых волос (возможно, крашеных), крупная, но без лишнего веса. Она была поспокойнее, чем Диса, говорила немного, но когда говорила, то по делу. Не то чтобы застенчивая, скорее сдержанная – себе на уме. Диса – её полная противоположность – была начисто лишена всякой застенчивости и болтала с Сайюнн так, будто они сверстницы. Сайюнн даже иногда забывала, что Дисе всего лишь пятнадцать лет – так её увлекали их беседы на кухне, пока Тинна и Хекла были погружены в свои телефоны.

Сайюнн хорошо знала родителей обеих девочек, особенно матерей. Благодаря дочерям они и сами сдружились – настолько, насколько это было возможно женщинам их возраста. Это тоже являлось одной из тех перемен, что произошли по мере того, как Сайюнн становилась старше: у неё больше не было закадычных подруг – таких как прежде, которым бы она доверяла как самой себе и которые бы знали всю её подноготную. Сайюнн и её нынешние приятельницы вели беседы за чашкой кофе, иногда даже делились секретами и немного сплетничали. Это их сближало, но никогда до такой степени, чтобы стать подругами не разлей вода, и ровно настолько, чтобы преподнести себя в самом выгодном свете.

Сайюнн прикрыла дверь, и почти сразу за ней снова раздался смех. Ей подумалось о том, была ли Хекла настолько же весёлой, живя с Марианной. Наверняка нет. В школе в Боргарнесе у неё были вечные проблемы с друзьями, вернее, с их наличием. Хекла призналась в этом Сайюнн одним воскресным вечером, ещё до того, как пропала Марианна. Сайюнн заметила, как с течением дня растёт тревога девочки: с каждой минутой её ответы становились всё более односложными, а взгляд всё более отрешённым, пока Сайюнн наконец не усадила её перед собой и не спросила, что происходит. Именно что происходит, а не всё ли в порядке.

Хекла расплакалась и рассказала, что в школе ей всегда одиноко, а чувствовать одиночество среди людей, это гораздо хуже, чем когда рядом нет вообще никого. «Пожалуйста, пожалуйста, не отправляй меня обратно!» – слёзно умоляла Сайюнн девочка, и той, конечно, ничего не оставалось, как взять телефон, позвонить Марианне и объяснить ей ситуацию. Не лучше ли Хекле остаться в Акранесе, пока её душевное состояние не придёт в норму? Нет, конечно: Хекла должна ходить в школу! На том конце провода, как и всегда, не прозвучало ничего, кроме безразличия. И это называется мать! Но теперь-то беспокоиться об этом больше не придётся, подумала Сайюнн, набирая номер матери Тинны.

* * *

Когда вернулся Хёрдюр, Гийя сидела у кухонного стола. Рядом с ней на детском стульчике восседало новейшее дополнение к целой ораве внуков – внучка номер пять, премилая девчушка с симпатичными кудельками, которой совсем недавно исполнился год.

– Значит, не поработать бебиситтером ты не можешь? – спросил Хёрдюр, открывая холодильник. Ему ли было не знать, что после радиотерапии Гийя часто чувствовала усталость, да ещё и все эти пакеты с покупками, что он увидел в прихожей, едва войдя в дом: в городе Гийя с дочерью явно не сидели сложа руки. И вот теперь, вместо того чтобы отдыхать, она ещё и присматривает за внучкой! Про покупки он, однако, даже не заикнулся: не хотел выступать в роли обвинителя.

– Ой, да перестань ты, – ответила Гийя, не отводя глаз от девочки, которую как раз кормила. – Это для меня гораздо лучший отдых, чем валяться на диване, задрав вверх ноги.

– Да, но разве врачи не рекомендуют…

Гийя перебила его на полуслове:

– Если уж мне завтра помирать, то я лучше проведу свой последний день с родными людьми, чем в одиночестве лёжа в постели.

Хёрдюр только хмыкнул, не понимая, как она так легко может говорить о смерти. Ему от таких высказываний становилось не по себе. Гийя улыбнулась, и морщинки у неё вокруг глаз стали заметнее. Сама она на них сетовала, а вот Хёрдюр находил их прекрасными, поскольку они придавали взгляду Гийи теплоту и весёлость. Он сразу вспоминал, какой замечательной была их совместная жизнь и сколько они вместе хохотали от души. И когда Гийя улыбалась Хёрдюру, ему не оставалось ничего иного, кроме как улыбнуться в ответ, положить руки ей на плечи и поцеловать в макушку.

На время лечения Гийя сократила себе рабочую нагрузку – по крайней мере, официально. Она полагала, что Хёрдюр даже не догадывается, что она каждый день заглядывает на работу и берёт кое-какие дела на дом, помимо того, что ещё и присматривает за пятью внуками. И это вопреки указаниям доктора не утруждаться. Надо бы ему, конечно, побеседовать с детьми и попросить их поберечь мать в течение тех недель, что идут процедуры.