Погром Новгорода на рубеже 1569–1570 годов и Варфоломеевскую ночь разделяет, по сути, год с небольшим. Однако даже в России этой ночью никто Европе не пеняет, зато о русском «кровавом деспоте» Грозном только ленивый не разглагольствует – как в Европе, так, увы, и на Руси. Но так ли всё было на Руси кроваво? И так ли уж безосновательны были репрессии Грозного?

Цифры репрессий Ивана IV Грозного представляют собой, чаще всего, злостную и намеренную ложь с целью дискредитации Ивана и вообще русской истории. Джером Горсей, находившийся в России с 1573 года как агент английской «Московской компании», учреждённой в 1555 году для ведения торговли с Россией, в своих мемуарах заявлял, что царь погубил в Новгороде 700 000 (семьсот тысяч!) человек… Если мы даже имеем дело с опиской, увеличивающей цифру на лишний ноль, то всё равно получается 70 000…

Псковский летописец называет цифру в 60 тысяч человек. Андрей Курбский утверждает, что в Новгороде за один только день перебили 15 000 человек. Итальянский дипломат Джерио записал слух об избиении 18 000 человек. Русский историк конца XIX века А. Г. Ильинский на основании записей Новгородской (угу!) летописи пишет о 40 000 человек, погибших в погроме, а советский историк А. А. Зимин с ним согласен. Эта антиисторическая «цифровая» паранойя до боли напоминает «парад» измышленных «цифр» «сталинских репрессий» и «демографических преступлений коммунизма», исчисляемых западными и доморощенными либералами в десятки, а то и сотни миллионов «жертв».

Однако тот же Руслан Скрынников указывает на подлинную причину массовой гибели людей в русских городах, включая Новгород, в начале 1570-х годов – голод вследствие очередного недорода и эпидемии. Пожалуй, эпидемии, включая чуму, были особо значащими как раз для Новгорода – города, активно торгующего с Европой, где чума стала тогда элементом бытия.

Скрынников прямо отмечает, что «ущерб, нанесённый Новгороду голодом и чумой в 1570–1571 годах, далеко превосходил последствия опричного разгрома. Об этом свидетельствуют многочисленные описания, дозоры и обыски новгородских погостов и деревень». Русский историк А. М. Гневушев в начале ХХ века на основании писцовых книг 1581–1584 годов также пришёл к выводу, что «год опричного разгрома не выделяется среди других кризисных лет в истории Новгорода».

Показательный пример… Немецкие наёмники Иоганн Таубе и Элерт Краузе (Крузе) – авторы памфлета против Грозного и участники опричного похода на Тверь, в одном случае указывают число избитых в Твери в 90 000 человек, а в другом случае пишут о том, что 27 тысяч тверичей умерли от голода, а опричниками было перебито 9 тысяч… Сообщая об этом, отнюдь не проивановски настроенный Р. Скрынников замечает, что приведенные цифры «во много раз превышают численность населения Твери XVI века».

Позднее Таубе и Краузе в ходе Ливонской войны предложили польскому королю Сигизмунду II Августу обманом захватить Юрьев (Дерпт), где основная часть жителей была нерусской, а кроме русского гарнизона стоял наёмный немецкий отряд полковника Розена. Сигизмунд согласился. В воскресный день Розен напал на русских, освободил из городской тюрьмы пленников и вооружил их. Однако план провалился. Горожане Розена не поддержали, запершись в домах, а русские дети боярские и стрельцы выгнали ландскнехтов Розена из Юрьева. Таубе и Краузе бежали к Сигизмунду, который принял их ласково.

Немецкий померанский дворянин Альберт Шлихтинг служил в войсках Ивана IV, но в 1570 году – во время Ливонской войны – бежал в Литву и там издал «Новости из Московии, сообщённые дворянином А. Ш. о жизни и тирании государя Ивана». Возможно, Шлихтинг ограничился инициалами в заглавии, рассчитывая опять вернуться в Москву для поживы. «Сведения» же он явно измышлял в угоду литовской антирусской пропаганде. Кроме обычного описания «ужасов» Шлихтинг сообщал, что опричники-де разграбили в Новгороде «двадцатилетние» (!!) запасы товаров, «предназначенные для вывоза в Европу»…

Генрих фон Штаден – немецкий авантюрист, стал активным участником опричнины исключительно в видах грабежа, в чём и преуспел. Выступив в поход на Новгород с одной лошадью и двумя слугами, он набрал шайку бродяг, совершил собственный рейд и вернулся в Москву с 49 лошадьми при 22 санях с награбленным добром. Современный либеральный «историк» Ирина Карацуба, оперируя цифрой «избитых» в 40 000 человек, приводит похвальбу Штадена и резюмирует: «Чтобы оценить по достоинству это известие, надо принять в расчёт, что опричное войско, двинувшееся в декабре из Москвы на север, насчитывало 15 тысяч всадников, а Штаден не занимал в этом войске никаких руководящих постов». Намёк очевиден: если уж на долю Штадена пришлось 49 лошадей, то…

Умножение реальных, надо полагать, 49 коней Штадена на 15 000 «всадников» даёт 735 000 якобы уведённых из Новгорода коней. Цифра несуразная до очевидности, но Ирину Карацубу это не смущает, как не смущает её и некритическая ссылка на писания Штадена. Тот, убыв из Москвы в 1576 году, тут же стал – в качестве «эксперта по русским делам» – разрабатывать планы интервенции в «Московию» для германского императора Рудольфа II и шведского короля Юхана III… А в дополнение опубликовал записки «Страна и правление московитов», полные тех «сведений», которые оправдывали бы агрессию Запада против России. Как видим, у доктора Геббельса отыскиваются очень давние предшественники по фабрикации «чудовищной лжи».

Впрочем, мы имеем немецкое же свидетельство об обратном… Узнав от немецких посланников о подробностях Варфоломеевской ночи, Иван прослезился, ужаснувшись, что на сотворённой Богом земле существуют подобные чудовища. Не думаю, что это было проявлением лицемерия.

Но какими же были реальные масштабы террора Ивана Грозного?

В 1582 году, когда Ивану оставалось жить менее двух лет, он велел составить «Синодик» – список всех опальных, пострадавших за все время его царствования. Список состоял в основном из конкретных имён, например: «Матфея Бухарин с сыном… Романа Назариева сына Дубровского…», и т.д., но попадаются и безымянные записи типа: «А земских в селе в Братошине псарей 20 человек». Наиболее массовой безымянной записью Синодик фактически открывается: «По Малютине скаске (то есть, по отчёту соратника Ивана – Малюты Скуратова. – С.К.) новгородцев отделал тысящу четыреста девяносто человек, ис пищали отделано 15 человек»…

Чтобы оценить достоверность «Синодика» как исторического источника, надо проникнуться психологией человека того времени. Не внести кого-то в сводный список жертв правления царя было для составляющих этот список намного опаснее, чем внести всех до единого. Упущение могло рассматриваться как желание навредить душе государя. Ведь ей предстояло за гробом ответить за все прегрешения перед Господом, у которого все учёты велись абсолютно точно. Поэтому