— Вы только подумайте, — сказала Энн. — Провести все лето в Нью-Йорке — и без крошки льда! — Тем не менее ее отвращение к теплому мартини, видимо, было не таким сильным, чтобы заставить ее отказаться от коктейля.

— Я могу предложить вам кое-что получше, — сказал Милт. Открыв буфет, он показал полку с Амонтильядо, коньяком Наполеон и несколькими знаменитыми ликерами. — К тому же, — добавил он, — для них не требуется льда.

Вероятно, Милт был большим любителем ликеров. То, что он достал к обеду бутылку Шато Марго, доказало это.

Шато Марго не совсем подходил к консервированному мясу, но ликер был прекрасен сам по себе и вызвал у Иша легкое приятное опьянение. Энн к этому времени тоже уже была навеселе.

Вечер прошел очень хорошо. Они играли в карты при свечах, пили ликер, слушали музыку с помощью портативного фонографа, для которого не нужно было электричества. Он приводился в движение пружиной. Они болтали — обычная светская беседа ни о чем. — Эта пластинка скрипит… это моя взятка… налейте мне стаканчик…

Это был приятный вечер. Они делали вид, что ничего не думают о том, что находится за дверями квартиры, они играли в карты при свечах только потому, что так было приятно, а не потому, что не было света; они ни слова не говорили о катастрофе, постигшей мир. Иш понимал, что это правильно. Нормальные люди, а Милт и Энн были абсолютно нормальными людьми, не думают ни о далеком прошлом, ни о далеком будущем. К счастью, для нормальных людей, они живут только в настоящем.

Пока они играли в карты, Иш по отдельным словам и ремаркам составил себе представление о ситуации. Милт был совладельцем маленького ювелирного магазина, Энн была женой некоего Харриса. Они были достаточно обеспечены, чтобы проводить лето на побережье. Энн занималась всю жизнь только собой — модные туалеты, парфюмерия, прически… Сейчас они заняли превосходную квартиру, за которую раньше не могли бы платить: она была слишком дорога. Электричество сразу перестало подаваться, но вода еще шла, поэтому элементарные удобства еще пока обеспечивались.

Они были обычными нью-йоркцами, и оба раньше не имели автомобилей. Так что машина и для того и для другого была настоящей тайной. Общественного транспорта больше не существовало, и передвигаться они теперь могли только пешком. Оба они уже были в таком возрасте, когда ходьба доставляет мало удовольствия. Бродвей с его великолепными магазинами продуктов и вин был их восточной границей. На западе была река. Они ходили по набережной примерно милю на юг и на север. Это был их мир.

И в этом маленьком мирке больше не жил никто. Они не имели ни малейшего понятия, что же происходит в других частях громадного города. Для них Ист Сайд был так же далеко, как Филадельфия, а добраться до Бруклина — все равно что попасть в Саудовскую Аравию.

Правда, изредка они слышали звук проезжавших автомобилей, а однажды даже видели один. Но они старались не приближаться к ним, так как теперь были совсем одни и беспомощны, а кто знает, может, это какие-нибудь гангстеры.

— Но все вокруг было так тихо, так спокойно, что мы захотели встретиться с кем-нибудь. Вы ехали медленно, — сказал Милт, — я увидел, что вы один, на машине номер другого штата и выглядите вы вполне интеллигентно.

Иш хотел сказать, что он даст им пистолет, но затем остановил себя. Пистолет может не только разрешить трудные проблемы, но и создать новые. К тому же Милт вряд ли когда-либо в жизни стрелял из пистолета, а ученик он был совсем неспособный. Что касается Энн, то она была из тех экзальтированных женщин, пистолет в руках которых опасен не только для врагов, но и для друзей.

Несмотря на отсутствие кино, телевидения, радио, вечно бурлящей толпы на улицах, Милт и Энн кажется, совсем не скучали. Они играли в карты на деньги, и ставки были достаточно высоки, тем более, что денег у них было сколько угодно. В результате Энн была должна Милту несколько миллионов долларов. Они слушали пластинки — джаз, фольк, танцевальные мелодии, читали детективы, которых было много в библиотеках на Бродвее. Иш понимал, что они и физически вполне подходили друг другу.

Однако, хотя они и не скучали, но большого удовольствия в жизни не испытывали. Где-то внутри у них таилась пустота и безысходность. Через катастрофу они прошли в каком-то тумане, жили без надежды на будущее. Нью-Йорк, их мир, исчез и теперь никогда не возродится, во всяком случае при них. Когда Иш стал рассказывать о том, что произошло во всей Америке, они не проявили никакого интереса. Пал Рим, пал весь мир.

На следующее утро Энн подала к завтраку теплый мартини и снова жаловалась, что в Нью-Йорке нет ни кусочка льда. Они упрашивали Иша остаться погостить, упрашивали остаться навсегда. Он сможет найти себе девушку в Нью-Йорке, говорили они, и она будет у них четвертой для бриджа. Да, они были наиболее приятные люди из всех, кого он встречал. Но у него не было желания оставаться с ними, даже если он найдет себе девушку, которая будет четвертым партнером для бриджа. — Нет, — решил Иш, — он снова должен поехать на запад.

Когда Иш уезжал, они стояли на пороге дома и махали руками. У него сжалось сердце, и он чуть не повернул обратно, чтобы пожить тут. Ему было жаль их. Иш не хотел думать, что будет, когда настанет зима, когда глубокие ущелья между домами будут завалены снегом, когда северные ветры будут просвистывать весь город. В эту зиму в Нью-Йорке не будет центрального отопления. Правда, в нем будет много льда, и не нужно будет пить теплый мартини.

Иш повернул за угол, и они скрылись из виду. Он ощутил, как слезы теплой влагой наполнили его глаза. Гуд бай, Милт и Энн!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Направляясь на запад — про себя думая, что едет домой — он чувствовал себя так, как будто