Отдыхая после обеда, он ощущал довольство и умиротворение. Его выстрел в теленка вовсе не означал, что он стрелял для развлечения, нет, он просто добывал себе пищу. Это было то же самое, что открыть банку с консервами, только намного вкуснее. Сегодня он, сделал шаг от того, чтобы быть просто потребителем остатков цивилизации, он приблизился к тому, чтобы самому кормить себя, как это делали негры, которых он видел. То, что ему пришлось уничтожить живое существо, чтобы вдохнуть жизнь в себя — этот вечный парадокс жизни — совершенно не смущало его.

После этого Иш еще больше потерял чувство времени. Он каждый день проезжал понемногу, так как все время шел дождь, и дороги не были такие прямые и ровные, как на Западе. Более того, он уже перестал торопиться. Он ехал на северо-восток через холмы Кентукки, затем проехал через Огайо и продолжил путь в Пенсильвании.

Сейчас он все больше собирал пищу сам: кукурузные початки, лук, морковь — он любил сырую морковь — застрелил поросенка, два часа охотился за индюшками, которые довольно быстро одичали и не подпускали его на выстрел. В конце концов ему удалось застрелить большого индюка, которого вывела из себя его настойчивость в преследовании, и который решился отогнать назойливого пришельца.

Несмотря на дождь, было тепло, и он часто купался. Вода в водопроводе уже стала затхлой, поэтому он пользовался водой из источников и колодцев. Да и в реках вода стала намного чище, чем раньше — ведь теперь в реки не сливались отходы с заводов и канализационных городских труб.

Он уже настолько набил глаз, что при первом взгляде на город мог сказать, пуст он полностью, или же при желании можно было найти пару человек. В последнем случае в городе обычно были ограблены винные лавки и банки: очевидно, деньги еще имели ценность для людей. На улицах можно было встретить свинью или собаку, а реже — кошку.

Даже здесь, в густо населенных областях страны, он редко видел трупы людей, которых так боялся. Жители маленьких городов, видимо, заранее покинули свои жилища, чтобы перебраться в большие центры, где они ожидали получить помощь, или же бежали в горы, чтобы спастись от инфекции. На окраинах больших городов были видны совершенно свежие следы бульдозеров, очевидно, до последнего момента закапывающих массовые захоронения. Конечно, те, что умерли последними, остались не похоронены, но все они были сконцентрированы возле больниц и госпиталей. Благодаря своему обонянию, он вовремя узнавал о таких местах и старался объехать их подальше.

Те выжившие, кого он встречал, были одиночки, иногда парочки. Они твердо решили оставаться на месте. Некоторые хотели, чтобы он остался с ними, но никто не желал сопровождать его. Однако сам он еще не нашел никого, с кем бы захотел разделить будущее. — Если понадобится, — думал он, — я всегда смогу вернуться.

В деревенской местности перемены были заметнее, чем в городах. Уже тучные колосья гнулись к земле, ожидая жатвы, которой не будет. Многие заборы, защищающие посевы от животных, были повалены, и в полях паслись многочисленные стада коров, овец, лошадей.

Наконец одним утром он пересек мост через реку Делавар, въехал в штат Нью-Джерси и понял, что к полудню будет уже в Нью-Йорке.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Он приехал на Пуласки Скайвэй около полудня. Он был здесь пятнадцатилетним мальчиком и ехал вместе с отцом и матерью. Движение здесь было сумасшедшее. С грохотом проносились машины и грузовики во всех направлениях. Иш помнил, как его отец неуверенно смотрел по сторонам, чтобы не пропустить какой-либо дорожный знак, а мать очень нервничала и советовала ему, куда и как ехать. Но теперь Принцесса спокойно спала на сиденье возле него, а он ехал по Скайвэю совершенно один.

Далеко впереди он увидел высокие башни небоскребов — жемчужно-серые силуэты на фоне облаков. Для середины лета день был слишком холодным.

При виде этих башен что-то шевельнулось в нем. Теперь он понял то, чего не мог объяснить себе раньше: почему он так стремился сюда, в Нью-Йорк. Ведь этот город для каждого американца был центром вселенной, и, если что-то произошло в Нью-Йорке, это должно было произойти везде. «Рушится Рим — рушится мир».

Подъехав к Джерси Сити, он остановился посреди шоссе, чтобы прочесть указатели. Он вышел из машины и не услышал скрипа резко останавливающихся автомобилей, звуковых сигналов, ругани водителей, полицейских свистков…

— Во всяком случае, — подумал он, — жизнь стала спокойнее.

Откуда-то издали до него донеслись крики птиц, возможно, чаек. Другой звук, который он слышал, был ровным гудением его мотора.

Он решил не пользоваться туннелями. Может быть, они залиты водой, а ему совсем не хотелось попадать в ловушку. Он поехал на север, переехал мост Джорджа Вашингтона и прибыл в Манхеттен.

Он повернул на Бродвей и поехал на юг, намереваясь попасть прямо в Бэттери. Однако на 17 °Cтрит он увидел знак «Проезд закрыт» и стрелку, указывающую объезд. Иш мог бы поехать под знак, но решил подчиниться приказанию. Он поехал по Амстердам Авеню и затем снова повернул на юг. По отвратительному запаху он понял, почему здесь был закрыт проезд: Медицинский Центр был, видимо, последним центром концентрации больных.

Авеню Амстердам тоже была пустынна. Вокруг громоздились бетонные и кирпичные глыбы домов и где-то в каменных пещерах, ранее называемых квартирами, наверное, остались живые люди. Катастрофа, постигшая весь мир, здесь, в перенаселенном городе, свирепствовала более жестоко, чем где-либо в другом месте. Однако он был уверен, что среди миллионного населения Манхеттена наверняка остались живые точно так же, как и в других городах. Иш ехал, не подавая звуковых сигналов. Теперь встречи с людьми представляли для него мало интереса.

Он проезжал квартал за кварталом. Все вокруг было безжизненно. Наконец возле Левисон Стадиум он увидел признаки жизни: две изможденные собаки, что-то вырывающие друг у друга. Проехав немного, он заметил стайку голубей…

Вскоре он был уже у зданий из красного кирпича. Это был Колумбийский Университет. Рядом