Гейтс сказал, что ледяному щиту около сорока миллионов лет.

Хейс прошел по всем обычным каналам, пытаясь уловить это, но не было ничего близкого к тому, что он видел, или то, как он это видел. Линд был чем-то вроде приемника, принимающего передачи от мертвых и спящих мозгов Старцев, картинки жизни в Антарктиде сорок миллионов лет назад. И Хейс мог видеть то, что видел он.

Телепатия.

Салонные трюки. Психическая хрень.

Но у него это было сейчас, по крайней мере, в какой-то рудиментарной форме.

Старцы коснулись его разума и дали ему это. Нет, нет, он не мог в это поверить. Может быть, это было в нем все время, и они просто, ну, разбудили, вывели на передний план из того места, где оно дремало тысячелетиями. Хейс думал, что, возможно, оно есть у всех людей, они просто забыли, как им пользоваться, и время от времени кто-нибудь рождался с полностью активированной способностью, и становился фриком... или тихо сходил с ума.

Это было слишком.

ЛаХьюн должен узнать об этом дерьме.

14

ЛаХьюн выглядел так, будто откусил что-то кислое, когда Хейс рассказывал ему о том, что произошло в Хижине №6. Было видно, что он не хотел слышать подобное дерьмо. Верил он во что-то из этого или нет, было неважно, мысль о том, что эти мертвые разумы все еще каким-то образом активны и живы, была действительно за пределами его понимания. Что вы могли бы сделать с информацией подобной этой? Вы, определенно, не могли настучать ее на своем ноутбуке, скопировать в буфер обмена или положить в папку и сохранить. Это был глючный материал, не так ли? Такие вещи определенно портили налаженную жизнь, создавали проблемы и добавляли ложку дерьма в бочку с медом.

Но Хейс хотел быть услышан, и так и вышло. Может быть, дело было в силе его голоса или в безумном выражении глаз, но ЛаХьюн слушал, как миленький. Слушал, пока Хейс говорил и говорил, все это выливалось из него приливной волной, выходя из него, как сточные воды.

Хейс не пошел прямо к ЛаХьюну из лазарета. Нет, он вернулся в свою комнату, выкурил несколько сигарет и выпил еще несколько чашек кофе, все обдумал, успокоился. Собрался. Организовал свои мысли, спрессовал и сложил их в стройные ряды. А потом, через пару часов, пошел к ЛаХьюну и тут же начал бредить, как сумасшедший.

- Ты думаешь, я спятил, не так ли? - спросил Хейс, когда закончил, не нуждаясь в телепатии, чтобы прийти к такому блестящему заключению, - ты думаешь, это просто плохой сон или что-то в этом роде?

ЛаХьюн облизал губы.

- Честно говоря, я не знаю, что и думать. Я был в хижине несколько раз и не пострадал от непосредственной близости к... останкам.

Хейс чуть не расхохотался.

Он знал, что прийти сюда было ошибкой. Но он подумал, что стоит попробовать. ЛаХьюн был администратором NSF, верно? Таким образом, он должен был быть уведомлен о любой надвигающейся угрозе, не так ли? Разве не так написано в уставе? Именно так. Точно так же, как собачье дерьмо призывает мух.

- Мне плевать, испытывал ли ты какие-либо нежелательные эффекты или нет, ЛаХьюн. Может быть, тут нужен определенный тип разума, а может быть, они не заинтересованы в тебе. Может быть, они просто цепляются за тупиц вроде меня и Линда, а может быть, у Питера Пэна хер как у коня, но я так не думаю, и это не имеет значения, не так ли? Эти существа опасны, вот что я хочу до тебя донести. Можешь ли ты, по крайней мере, согласиться в этом со мной? Ты же знаешь, как они достают людей здесь.

- Паранойя, изоляция... все это творит забавные вещи с людьми.

- Это нечто большее, и ты это знаешь. Я провел здесь много лет, ЛаХьюн, и никогда, ни разу не чувствовал ничего подобного. Этим людям угрожают, они напуганы... они просто не уверены в чем.

- И ты?

Господи, что за парень был ЛаХьюн. Почти всем на станции снились сумасшедшие кошмары, и доктор Шарки призналась, что раздавала снотворное как конфеты на Хэллоуин. Сны не были заразными, они не распространялись. Тем не менее с тех пор, как сюда привезли этих уродливых ублюдков, у всех начался реальный геморрой. Может быть, это были дикие теории заговоров, какая-то сумасшедшая чушь, которую можно найти в Интернете, но это было правдой, и Хейс - и немало других к тому времени - был готов ко всему.

Но убедить в этом ЛаХьюна было невозможно.

Он был автоматом, с промытыми мозгами, настырным маленьким консервативным сотрудником компании. Хейс говорил, а ЛаХьюн стриг ногти, раскладывал ручки на столе по цвету, сортировал скрепки по размеру. Он сидел в своем L.L. Bean[13], совершенно прямо, не сутулясь, с ровными и белыми зубами, свежевыбритым лицом, идеально уложенными волосами. Выглядел либо как манекен, либо как чудо-мальчик республиканец... чистый и блестящий снаружи и пустой, как барабан, внутри, просто ожидая, когда его кукловоды подергают за ниточки.

- Говорю тебе, они представляют опасность для благополучия нашей группы, ЛаХьюн. Я не спятил от одиночества, не пьян и не курю траву уже пятнадцать лет. Ты знаешь меня, ты знаешь, какой я. Я происхожу из нормальной семьи, ЛаХьюн, мои люди и я в целом не видим огней в небе и не читаем таблоиды. То, что я говорю тебе - правда.

ЛаХьюн полировал ногти пилкой.

- Ну и что, Хейс? Ты хочешь, чтобы я уничтожил самую важную находку в истории человечества?

Хейс вздохнул.

- Да, а если ты не можешь этого сделать, то, как насчет того, чтобы мы оттащили все эти штуки на десять миль и вырубили им уютную спаленку во льду, пусть Гейтс парится о них весной.

- Нет, - сказал ЛаХьюн, - это совершенно нелепо, и я отказываюсь принимать это