Шрифт:
Закладка:
– А я сюда пришёл именно за этим! – перебил я Григория Ефимовича.
Тот посмотрел на меня исподлобья и вдруг засмеялся. А потом выдохнул:
– Отчаянный ты парень! Начисто лишённый инстинкта самосохранения. Но ты мне нравишься!
Я хотел ляпнуть про то, что он мне – нет. Но слова об инстинкте самосохранения заставили прикусить язык.
В результате я стоял и таращился на него, а он нагло так рассматривал меня и усмехался в бороду. Аж мурашки по спине побежали. Одно успокаивало, что Дёма деловито обходил помещение и никакого волнения не выказывал.
С другой стороны, Дёме-то что? Он котёнок. Кто ж котёнка обидит? Человеку в этом отношении гораздо сложнее.
Григорий Ефимович молча смотрел на меня. Казалось, он от меня чего-то ждал, а я стоял и ничего не понимал. Я снова и снова оглядывал стены, потолок, пол.
Ну да, мне тут совсем не нравилось, и что? Арика по-любому нужно было выручать, вот только его тут не было. Зато был Григорий Ефимович. Он стоял и молча чего-то ждал.
Время шло, Григорий Ефимыч молчал. А я чувствовал себя полным дураком.
И вот на лице Григория Ефимовича начало проступать разочарование. И я понял, что ещё чуть-чуть и я никогда не увижу больше Арика, а может, и вообще больше ничего не увижу. И от этого мне сделалось как-то в тон этих голых серых стен.
Стоять я больше не мог, нужно было что-то делать, и я пошёл к Дёме. Решил так же, как и он, обследовать помещение, хотя, глупость же – чего тут обследовать, тут пусто.
В общем, я подошёл к стене, прикоснулся к ней и тут…
Это оказалась ещё одна иллюзия, такая же, как гараж, только тоньше. И я это понял, едва коснулся стены. Потому что в этот самый момент помещение стало ещё больше и…
То есть сначала был гараж, потом пустой склад, чуть больше размерами. А теперь огромный средневековый каземат со сводчатым потолком и закутками, с кирпичными неоштукатуренными стенами. Поверх проброшен чужеродный тут провод, с которого свисала единственная лампочка. Только она и давала свет.
Я сразу понял, что вот это уже не иллюзия, теперь тут всё настоящее.
Стало понятно, почему это место наводило на меня ужас – я чувствовал, что тут не гараж и не склад. Не знаю, по эху, что ли, или по запаху – что ещё можно ощутить, оказавшись внезапно в средневековом подвале, которого не видишь? А я ведь сразу, едва только вошёл в гараж, понял: что-то тут не так! Знать бы заранее, что это и не гараж вовсе, а вот эта вот хрень! Да ещё и Григорий Ефимович рядом…
Услужливая память подсунула, как Григорий Ефимович, не прикасаясь, откинул меня в микроавтобусе! И про ссадину на его скуле я тоже вспомнил. И про слова парней, что, мол, ударил и остался жив… И поневоле уставился на бородача, как кролик на удава. Потому что понял – трындец мне!
Да и у Григория Ефимовича вокруг пальцев начали проскакивать голубые искры…
И тут Дёма принялся мяукать. Да так громко! Его голос, отражённый в стенах, усилился многократно. И через минуту тут стоял такой мяв, что Григорий Ефимович, стряхнув искры с рук, заткнул уши и приказал мне:
– Уйми своего приятеля!
Если честно, то мне и самому уши давило, и я послушно направился к Дёме. Но котёнок выгнул спину, поднял на загривке шерсть и только усилил мяуканье. К тому же в его голосе появились обида и возмущение.
Это накрыло меня. Я увидел, что Дёма совсем не хочет, чтобы его уняли. Точно так же, как и я не хочу, чтобы Григорий Ефимович командовал мной.
Я тряхнул головой. Блин, неужели я тоже стал манекеном и пошёл исполнять приказания Григория Ефимовича? Ну уж дудки! Спасибо Дёме, снова выручил меня.
Григорий Ефимович, видимо поняв, что я не подчинюсь, поднял руки и сказал Дёме:
– Всё! Всё! Обещаю, с твоим подопечным ничего не произойдёт! Не трону его! Слово даю!
И тут на полу вспыхнул белым огнём трилистник, вплетённый в круг, у моего отца на обереге такой же, триглав называется. И Дёма сразу же успокоился и принялся вылизываться, как ни в чём не бывало.
Эхо ещё какое-то время побродило между стен, и всё стихло. Я облегчённо выдохнул, потому что это было, скажу я вам, жесть жестокая!
Как только наступила тишина, Григорий Ефимович нарисовал в воздухе такой же трилистник, как на полу, и на противоположной от меня стене появилась дверь. Она открылась… сама!
Я попытался разглядеть что там, но свет туда не попадал, и за дверью мне виделась тьма.
– Иди сюда! – приказал Григорий Ефимович, и из двери к нам кто-то шагнул.
Это был Арик! Он шагал, как кукла, не реагируя ни на что.
Естественно, я кинулся к Арику. Но перед рисунком на полу тормознул, потому что как-то наступать на него нехорошо, это как наступить на отца. Я обошёл светящиеся линии и побежал к Арику.
А он остановился и теперь стоял, как столб, и на меня не реагировал.
Я обернулся к Григорию Ефимовичу и увидел, что тот улыбается во все тридцать два зуба. Довольный такой. И говорит:
– Да! Это определённо ты! Так что твой Аристарх мне больше не нужен.
Я офигел от его слов. В моей голове пронеслась картина, как Арика убивают, но Григорий Ефимович продолжил:
– Совсем отпустить, конечно, я его не могу, а вот учиться у нас – пусть учится! Глядишь, польза будет.
И я облегчённо выдохнул. Потому что вдруг осознал, что, пока жив, можно всё поправить, всё изменить. А вот если умер, то уже ничего изменить нельзя. Ну а мы с моим бандерлогом определённо были живы!
Я потянул Арика к выходу, но он оставался дубовым манекеном, не реагирующим ни на что. Сказать, что я разозлился – ничего не сказать.
– Вы же обещали?! – заорал я на бородача.
– Обещал. И слово сдержу, – невозмутимо ответил он. – Из этого состояния быстро вывести нельзя. Поэтому ты иди, а твой друг присоединится к тебе чуть позже.
– Зачем вообще нужно было вводить его в это состояние? – не сдавался я.
Григорий Ефимович проигнорировал мой вопрос и только повторил:
– Можешь идти. Арик скоро присоединится к тебе, – и, усмехнувшись, добавил: – Я не буду проводить над ним экспериментов. Клянусь триглавом!
Трилистник на полу вспыхнул на его слова, как бы принимая клятву, и я поверил.
Я
