Голос Леши звучал озабоченно.

Не хочу писать, сказал он, так быстрее. Что, как сам?

Да, ну так. Сам понимаешь. Слушай, хотел тебя спросить…

Но Леша заговорил первый.

Мы будем менять квартиру. Наверное, даже за последний месяц деньги оставим. Ленке пишут всякое дерьмо, она не спит и перестала есть.

Совсем?

Когда Егор спрашивал «совсем», он именно это имел в виду. У Ленки бывали периоды, когда еда становилась ее злейшим врагом. Она часами высиживала перед тарелкой, насмерть ругалась с матерью, а если съедала что-нибудь, начинала блевать. Егор так и не смог выяснить, как это началось и из-за чего, просто в школе Ленка была полная, а потом резко сбросила вес и начала ненавидеть все, что помешало бы ей остаться худой. Потом вроде как-то улеглось, но чуть что, она снова шла войной на еду. Егор не знал, в курсе ли Лешка таких ее особенностей, потому что они вроде вместе не так давно и серьезных потрясений до этого у Ленки, наверное, не было.

Ну, что-то она, наверное, ест все-таки, без особой уверенности ответил Леша. Но не потому, что видел, как она кладет пищу в рот, а потому, что пока не представлял себе, как можно обходиться вообще без этого.

Она похудела, сказал Егор, хотя не был уверен, что за три дня можно похудеть. Слушай, попробуй уговорить ее поесть. Только не ссорься с ней, даже если будет орать, просто предлагай ей, поговори с ней, как ты умеешь.

Я понял, ответил Леша решительно. Может, если мы переедем, ей будет проще. Она из-за всего этого на нервах, понимаешь. А еще платит этому адвокату, но подозревает, что он мошенник и только тянет деньги.

Он разве не твой друг?

Да нет, просто знакомый. То есть, может, он и нормальный, но вся эта тема с тем, что якобы экспертиза могла быть поддельной… Короче, это реально чисто выкачка денег. Внуши это своей маме, ладно?

Они хорошо поговорили, и Егор даже подумал, что хотел бы, чтобы Ленка осталась с Лешкой, чтобы они не разбежались, потому что и Буба тогда будет грустить, и вообще. Он о ней реально заботится, это видно.

Без «ВКонтакте» оказалось тоскливо, пусто и очень одиноко. Странно, как быстро человек приспособился к электронному обществу – прямо как у Брэдбери. Позвонила Эля, спросила, ты меня заблокировал, что ли? Нет, я просто аккаунт удалил. Слушай, на меня столько хейта свалилось, я, честно говоря… А хочешь зайти, спросила Эля. Тебе как-то собраться надо, давай, приходи, хватит вариться в этом всем.

Как интересно, подумал Егор, выбирая чистую футболку, вот она говорит «вариться». А у него совсем нет чувства, что он варится. Это пельмени в кастрюле всплывают быстро. А он чувствовал себя скорее забытым в холодильнике фруктом, который лежит там давно, и одна сторона все еще выглядит съедобной, если только не брать его в руки и не соприкасаться с той гнилью, которой он прилепился к стенке.

Егор надел самую свежую футболку, от которой пахло порошком, и натянул чистые джинсы, хотя и в тех можно было походить еще день-два. Но он должен был хотя бы снаружи выглядеть хрустящим и незапятнанным.

Мама все еще спала, но он на всякий случай проверил, дышит ли, не покончила ли с собой ночью. На прикроватном столике – телефон и стакан воды. Хорошо хоть, что курить перестала. Так на нее все это свалилось, как только оно ее не переломало. Ведь одно дело – отец, ты его не выбирал, не размышлял, доверять ему или нет, твое доверие он получил по дефолту, за то, что просто не был паршивым родителем. Но мама – она ведь должна была знать его как облупленного, они столько лет прожили бок о бок, и ладно Егор или Ленка не знали, куда он уезжает. Кто следит, куда ездят родители? Но мама-то должна была хоть раз спросить! Не насторожило ее, что он так часто мотается на дачу, что не может там ремонт закончить лет десять точно?

Если бы она все поняла раньше, ничего бы этого не случилось.

2

Он очень хотел, чтобы Эля его обняла при встрече, чтобы почувствовала, как от него хорошо пахнет чистотой. Но ее мама тоже была дома, она выглянула из кухни, сказала: «Привет, Егор» – и потом долго молчала, глядя на него неподвижными задумчивыми глазами. Он успел снять кроссовки, на которые уже налипла уличная пыль, и теперь мялся в коридоре. Не сквозь Алину Сергеевну же идти, тем более что она явно как будто хотела что-то сказать.

Как дома дела?

Вечно этот вопрос, ну как на него ответишь человеку, который не прошел через последние несколько дней вместе с ними? Не скажешь же: «Нормально».

Ну, держимся. Спасибо, Алина Сергеевна.

Я просто тебе вот что хотела сказать…

С таким лицом, подумал Егор, это может быть что угодно: от «Выметайся отсюда» до «Ты мне как сын». Он с одинаковой покорностью дожидался как первого, так и второго, стараясь не гадать. Мать Эли пригласила его на кухню, чтобы все прошло официально. У них в доме окна всегда были закрыты, чтобы не дай бог не принесло пыли или пыльцы, зато кондиционер начинал работать уже с апреля.

Алина Сергеевна заварила чай в приплюснутом глиняном чайнике. Эля молча сидела за столом, и Егор вдруг подумал, что видит ее последний раз. Не в смысле вообще видит, а это последний раз, когда Эля официально его девушка. Ему даже смешно стало от того, что она маму для этого решила привлечь, как в позапрошлом веке, когда родители решали, кого на ком женить.

Егор, во-первых, я на твоей стороне. Я представляю, каково тебе сейчас. Если хочешь, я тебе покидаю ссылки на всякие группы.

– Для детей детоубийц? – уточнил Егор.

Он не хотел шутить, просто вся эта скорбь, эти похороны, которыми пахло дома, надоели до ужаса. И чужая неуместная жалость надоела, и чужая злость – почему-то ощущать ненависть незнакомых людей оказалось проще, чем беседовать с глазу на глаз. Может, потому, что его собеседники испытывали большую неловкость, чем он сам.

Для жертв педофилов, ответила Алина Сергеевна и отпила чай.

Она всегда была очень прямолинейной, и чаще всего Егору такое нравилось, но не в этот раз. Эля точно такой не будет, она дипломат, ей сложно говорить в лоб.

Так я не жертва педофила, сказал он вдруг очень спокойно и тоже отхлебнул чай. Вода водой, хотя наверняка какой-нибудь крутой, китайский. Я его сын.

– Ты понимаешь, в чем штука, Егор. Ты его жертва, даже если он тебя не растлевал. Этот человек все равно разрушил вашу жизнь, так или иначе.

Интересно, подумал Егор, почему во всей этой ситуации я никогда не злился на отца? Ни разу, с момента, как его увели в наручниках, и до сегодняшнего дня. Раньше жалел его, боялся за него, а теперь этот новый отец, выплывающий из темной глубины воспоминаний, будил в нем какой-то животный страх. Но вот злости – ее никогда не было.

Алина Сергеевна покачала в руках маленькую чайную чашечку, позаглядывала внутрь нее.

Ты уже думал, что будешь делать после девятого? Город присмотрели?

Какой город?

Вы же не можете тут остаться.

Егор подумал и понял, что и правда не могут. Этот город теперь небезопасен для них, и только вопрос времени, когда какой-нибудь больной подстережет его, Ленку или маму у подъезда и даст тяжелым по голове. Но даже если ничего не случится, невозможно все время жить, оглядываясь. Поэтому им и правда лучше уехать, может, даже сменить фамилию, чтобы невозможно было вычислить. Придется стереть всю свою прошлую жизнь вслед за соцсетями. Ну и ладно, подумал Егор. Просто еще одна капля в море. Так уже достало всего бояться, от всего убегать. Может, если они и правда переедут куда-то, станет легче. Непонятно только, что будет делать мама – она с момента рождения