— Вы куда собираетесь на сборы?

— Представляешь, в Испанию! В первый раз такое, чтобы Ассоциация раскошелилась на дальний перелёт просто так, без соревнований, — затарахтела Оля. — Говорят, там красиво, но очень влажно. Может быть, удастся выкроить денёк и поваляться на пляже. Хотя, — Олин голос потускнел, — ты же знаешь наше начальство. Загоняет до десятого пота, как лошадей на скачках.

— Какие вы счастливые, — помимо воли вырвалось у Анфисы.

— Ой, — осеклась Оля. — Прости, я и забыла, что ты теперь…

Не договорив, она скомкала конец фразы, и Анфиса дополнила за неё:

— …хромая. Но ничего, я привыкаю. Теперь уже легче принять действительность. Главное, надо всегда помнить, что хорошее не может длиться вечно, поэтому надо ценить каждое мгновение, каждую каплю обычных будней, которые нам порой кажутся неинтересными и скучными.

— Это у тебя такой психологический тренинг? — после долгой паузы тихо спросила Оля.

— Наверное. — Анфиса пальцем нарисовала на запотевшем стекле узор и стала смотреть, как он медленно исчезает от дыхания ветра.

— Я бы того подонка, что на тебя наехал, на кусочки разорвала, — сказала Оля. — Чтоб ему пусто было!

У Анфисы заныло сердце. Зря Оля упомянула про водителя. Пришлось немало постараться, чтобы выкинуть его из головы и не дать ржавчине проесть дыру в сердце. Она давно запретила себе думать о человеке, изменившем её судьбу, иначе можно сойти с ума. Способ избавления от ненужных мыслей Анфиса изобрела несложный, но эффективный: пятьдесят отжиманий или приседаний. Если не помогало, то добавлялось ещё столько же, и так до седьмого пота… Желательно было вслух отсчитывать движения.

В комнате по-прежнему пахло рыбой. Анфиса бросила взгляд на раскрытую книгу, что притягивала к себе волшебным покоем пожелтевших страниц, и скомкала разговор:

— Оленька, спасибо, что позвонила, передавай привет всем нашим.

— Пока! Рада, что у тебя всё отлично!

Оля обладала редкой способностью не таить обид, она всегда понимала, когда стоит распрощаться.

— Всё отлично, — нараспев повторила Анфиса последнюю фразу Оли, стараясь погрузиться в смысл звуков. — Всё отлично! Лучше не бывает!

Сколько ни тверди нужную фразу и ни внушай себе истину о материальности слов, она не воплотится в жизнь без труда над собой. А труд — это всегда тренировки или души, или тела.

Анфиса подумала, что прогулка наверняка поможет продышаться от забористого запаха варёной рыбы, и надела куртку. Куртка была частичкой прошлой жизни из экипировки спортивной команды на международных соревнованиях, а ткани не было сносу.

Весенний вечер прокрадывался в город тихо, как кошка, ластясь тенями к стенам домов. Анфиса пошла вдоль закрытого на просушку Таврического сада. Когда она поселилась поблизости, вдруг поняла, что именно по Таврическому саду некогда гулял Крокодил с Тотошей и Кокошей из стихов Чуковского. Тот самый, что проглотил мочалку Мойдодыра. Маленькой Анфисе мама книжки не читала, зато воспитатели детского сада старались на совесть, и даже сейчас в памяти нет-нет да и всплывали весёлые строчки из детских стихов.

Сквозь решётку ограды хорошо просматривалась перспектива парка с деревьями в лёгкой дымке нарождающейся листвы, горбатым мостиком над гладью пруда, где закатное солнце неспешно купало лучи в холодной воде.

Ограда была выше человеческого роста. Анфиса подумала, что герой Мойдодыра наверняка был как минимум чемпионом Европы по прыжкам в высоту, иначе напоролся бы животом на острые пики ограды.

С Таврической улицы по Тверской она вышла на Ставропольскую и свернула к Кикиным палатам, чтобы из сквера полюбоваться на Смольный собор. Адмиралу Кикину Пётр Первый отрубил голову за причастность к заговору, а сами палаты отошли в казну.

Сейчас в Кикиных палатах музыкальный лицей, и в сквере около особняка клубились стайки молодёжи, взрывая лёгкий воздух фонтанчиками весёлого смеха.

Навстречу в обнимку прошли парень с девушкой. Анфиса заметила, как девушка коротко, из-под ресниц блеснула на неё глазами и победно улыбнулась, словно подчёркивая своё превосходство красавицы над хромоногой дурнушкой в дешёвых джинсах и стёртых кроссовках. Незнакомка вполне могла бы подлить в окружающий мир каплю яда, если бы не Смольный собор, вблизи которого Анфиса всегда приходила в умиротворение. Она стояла и смотрела, как небо заворачивает бело-золотые купола в папиросную бумагу из сизых облаков, и думала, что очень хочется поверить в лучшее… В то, что когда-нибудь она начнёт учиться, работать и мечтать. Но пока вокруг была одна пустота, которая не заполнялась ничем.

* * *

Мягкий ковёр под ногами, негромкая музыка, ароматическая свеча в глиняной чаше — ничто не приносило успокоения. И чем явственнее скручивала душу спираль отчаяния, тем сильнее становилось желание бросить всё и уехать на Бали.

Бесцельно покружив по дому, Инна налила себе третью чашку кофе и поставила на стол шкатулку с драгоценностями. Прежде, в той жизни, что осталась за чертой взрыва, она обожала носить побрякушки, причём не абы какие, а настоящие, из золота и платины. Первое колечко с изумрудиком подарила мама на шестнадцать лет, а потом каждый год в шкатулку добавлялось по нескольку предметов, имеющих ценность не только ювелирную, но и финансовую.

Серьги из белого золота с бриллиантами она купила в Амстердаме, когда ездила в круиз по Северному морю. Обзорная поездка по городу предусматривала посещение гранильной фабрики, ну, а выйти оттуда без покупки представлялось совершенно невозможным.

Браслет с ярким синим танзанитом в серебре подарил финский отчим. Больших денег браслет не стоил, но за счёт изящной работы выглядел эффектно и дорого. Были в шкатулке еще подвеска с бериллом, несколько пар серёг, витая цепочка из трёхцветного золота…

Мама рассказывала, что Инна с пелёнок любила всё блестящее и моментально успокаивалась от нитки бус или связки колец на прочной верёвке. А в седьмом классе подружка научила плести фенечки из бисера.

Инна похолодела от воспоминания о давно забытом эпизоде, который внезапно представился жутким пророчеством. Её зазнобило.

Их выпускной класс водили в медицинский колледж на лекцию по гигиене. Запомнились длинный коридор с высокими арочными окнами, сдержанное хихиканье одноклассников над учебными плакатами на стенах и маленький зал со скелетом человека в углу возле стенда.

— Хорошенький какой, — кивнула на скелет подружка Маринка. — Особенно если наденет модный прикид. Представляешь, просыпаешься ты утром, а в дверях стоит скелетик с подносом и говорит: «Дорогая, я сварил тебе утренний кофе».

За нарочитой бравадой Инна угадала, что Маринке не по себе, и развеселилась. Подумаешь, скелет, ничего особенного. Она посмотрела на тёмные провалы глазниц с треугольной дырой вместо носа. А ведь когда-то он был человеком, таким, как, например, Маринка или преподавательница, что увлечённо рассказывала о бактериях и эпидемиях.

— А что, бойфренд