который «знает, что он здесь для того, чтобы изыскать правовое обоснование для нужд государства, и не путает юридические абстракции с реальной жизнью». В апреле 1942 года Гитлер получил от рейхстага неограниченные полномочия «Верховного судьи», что окончательно превратило в фикцию судебную систему Третьего рейха. А 20 августа 1942 года в своей ставке в Виннице (объект «Вервольф») Гитлер издал указ «Об особых полномочиях министерства юстиции», окончательно сделавший ничтожными все правовые нормы как в рейхе, так и на оккупированных территориях. Там, в частности, говорилось: «Для выполнения задач Великогерманского Рейха необходимо твердое правосудие. Сим я даю полномочия министру юстиции и поручаю ему, согласно моим указаниям и во взаимодействии с шефом рейхсканцелярии и с руководителем партийной канцелярии систему национал-социалистического судопроизводства и провести все необходимые для этого мероприятия. При этом ему разрешается отходить от норм существующего права».[92]

Процесс концентрации власти в руках фюрера продолжился во время войны. В декабре 1942 года Гитлер образовал «коллегию трех» в составе Мартина Бормана, начальника штаба ОКВ Вильгельма Кейтеля и начальника личной канцелярии рейхсканцлера Ганса Ламмерса. Первый доводил распоряжения Гитлера до партийных инстанций, второй – до военных, третий – до государственных. Это ознаменовало падение влияния на жизнь рейха Германа Геринга, который теперь полностью сосредоточился на руководстве люфтваффе.

В «Моей борьбе» Гитлер утверждал «арийский приоритет» во всех основных сферах культуры:

«Вся человеческая культура, все достижения искусства, науки и техники, свидетелями которых мы являемся сегодня, почти исключительно – плоды творчества арийцев. Один лишь этот факт вполне обоснованно подтверждает вывод о том, что именно ариец – родоначальник высшего гуманизма, а следовательно, и прообраз всего того, что мы понимаем под словом “человек”. Он – Прометей человечества, со светлого чела которого во все времена слетали искры гениальности, всегда заново разжигающие огонь знаний, освещающий мглу мрачного невежества, что позволило человеку возвыситься над всеми другими существами Земли… Именно он заложил основы и воздвиг стены всех великих сооружений человеческой культуры».[93]

Поскольку национал-социалисты исходили из гораздо более широкого германского и арийского расового единства, чем то, которое существовало в рамках собственно Германской империи, созданное ими после 1933 года государство мыслилось как аппарат для осуществления всемирного господства германской расы. Поэтому для них были неприемлема как сколько-нибудь существенная автономия германских земель, так и те черты объединенного германского государства, которые несли следы федерализма. Гитлер утверждал еще в «Моей борьбе»: «В будущем самостоятельность наших государств будет лежать в культурно-политической, а не в государственной области, но и в культурной сфере нивелировка со временем усилится». Массовая германская армия, по мысли Гитлера, должна стать «школой взаимного понимания и стирания черт между немцами всех частей Германии. Армия должна объединять всех немецких солдат и преодолевать все то, что в жизни государства может разъединять. Армия должна расширить горизонт каждого солдата за пределы его маленького государства и раскрыть перед ним перспективы всей германской нации».[94]

Гражданская религия национал-социализма с ее Ветхим и Новым Заветом – «Моей борьбой», с ее символом веры – «одна страна, один народ, один фюрер», с ее пантеоном мучеников оттеснила все традиционные религии на второй план.

Объективно национал-социалистической партии и государству никакая церковь не была нужна. Католическую церковь, более склонную к земным делам и следованию принципам гуманизма независимо от позиции светских властей, нацисты всячески принижали, протестантские, как в большей мере «национально мыслящие», до поры терпели. Но в будущем, в случае победы Германии в войне, протестантам все равно была уготована не слишком завидная участь: слиться в полностью огосударствленной единой церкви. Как говорил Гитлер в узком кругу соратников, «война когда-нибудь кончится. Последней великой задачей нашего времени станет тогда решение проблемы церкви. Лишь тогда немецкая нация может считать свое будущее обеспеченным».

В 1936 году была издана инструкция для членов НСДАП, предписывавшая выслеживать служителей христианских церквей, выступавших против партии и государства, и докладывать о них в гестапо. Чтобы подорвать репутацию духовенства, полиция особое внимание уделяла раскрытию коррупции, педофилии и иного разврата среди церковников, в том числе несоблюдению целомудрия в женских и мужских монастырях. Газеты во всех подробностях описывали пикантные случаи из монастырской жизни. Представителям духовенства больше не предоставляли право выступать на партийных съездах и конференциях. В феврале 1937 года было запрещено принимать в НСДАП «лиц духовного звания», чтобы предотвратить опасность распространения внутри движения бесцельных дискуссий на отвлеченные темы.

6 июня 1941 года Борман, как глава партийной канцелярии, издал секретную директиву «Отношение национал-социализма к христианству», в которой говорилось:

«Национал-социалистическое и христианское учения непримиримы. Христианские церкви опираются на неопределенность человеческих существ и пытаются привить эту неопределенность возможно более широким массам населения, поскольку только таким способом христианские церкви сохраняют свое влияние… Наша национал-социалистическая идеология значительно превосходит христианские концепции, которые в своих существенных положениях заимствованы у евреев. Также и по этой причине мы не нуждаемся в христианстве… Человек ничего бы не знал о христианстве, если бы это учение с детства не вдалбливали ему в голову пасторы. Так называемый “Боже милостивый” никоим образом не дает знать о своем существовании молодым людям заблаговременно, но на удивление, несмотря на свое всемогущество, оставляет разъяснение этого на усмотрение пасторов. Если, следовательно, в будущем наш молодой человек больше ничего не будет знать об этом христианстве, доктрины которого значительно уступают нашим, то христианство исчезнет само собой… Впервые в немецкой истории фюрер осознанно и полно держит руководство нацией в своих руках. В лице партии, ее составных частей и приданных организаций фюрер создал для себя и руководства Германии инструмент, который делает его независимым от церкви. Все факторы влияния, которые могли бы нанести ущерб или повредить руководству народом, осуществляемому фюрером при помощи НСДАП, должны быть уничтожены. Люди все больше и больше должны отделяться от церквей, их органов и пасторов…»[95]

В рамках программы финансирования Второй мировой войны все коммерсанты, предприятия и корпорации должны были вносить оборонный налог, и церковь также была обложена этим налогом, пропорционально числу зарегистрированных верующих той или иной конфессии. Для лютеранской церкви размеры этого сбора составляли один миллион рейхсмарок в месяц, а для католической – восемьсот тысяч. 18 января 1940 года Борман поручил Герхарду Клопферу, возглавлявшему в его ведомстве юридический отдел, официальным письмом известить министра финансов, что «в отличие от всех прочих немцев, христианские священники не воюют на фронте и уклоняются от тяжких обязанностей, которые принимает на себя каждый немец, как глава и защитник своей семьи». Поэтому, как считал Борман, церкви надо обложить повышенным налогом. В результате сборы со всех религиозных конфессий были увеличены под предлогом возросших