Мучение моё продлилось не долго. Через два дня мы с дедушкой всё-таки увиделись. Конечно, совершенно не так как мне бы хотелось. Ведь я планировала его тщательнейшим образом расспросить. Что было совершенно невозможно при таком скоплении народа.

Встреча произошла на обеде в доме Голынских. Иван Осипович не часто устраивал званные вечера, поэтому не явится было совершенно не comme il faut[54].

Усадьба Могилёвского предводителя дворянства поражала своим размахом. Длинный двухэтажный дом, с небольшими башенками и круглыми эркерами по бокам от монументального входа с римскими колоннами. По центру главная лестница, расходившаяся на две ветви, украшенная по балясинам витыми цветами. Покои в гостевом крыле, были хоть и красивы, но обставлены весьма просто.

Добирались мы до имения Ивана Осиповича почти два часа. По этой причине, одевались к обеду уже в предоставленной нам комнате. Степанида привычно накрутила нам причёски, и сейчас занималась «бабушкой».

Я с Марией стояла возле зеркала, и всё больше изумлялась. Мы были невероятно похожи. Обычно, я по привычке, плотно собирала волосы, в больнице строго относились к этому. Но сейчас, машинально, Степанида сделала нам почти идентичные причёски, с обрамляющими лицо кудряшками. Платья наши были близки по цвету, и мы выглядели практически близнецами. Думаю, нас никто и не различит.

Екатерина Петровна тоже с интересом нас разглядывала. Улыбка притаилась в уголках её губ. Она выглядела довольной, хотя и немного грустной.

Именно сейчас, вглядываясь в зеркало, я осознала, почему «бабушка» даже не усомнилась в моём родстве, при нашей первой встрече.

Гости постепенно собирались в большой, ярко освещённой зале. Мы с Марией устроились рядом с «бабушкой» на диванчике и тихо переговаривались, вызывая у всех, обративших на нас внимание живой интерес.

Многие, не доверяя глазам, подходили к нам поздороваться, перебрасывались с Екатериной Петровной несколькими ничего не значащими фразами и удалялись в глубь зала, что-то обсуждая между собой. Если ничего неожиданного не произойдёт, мы станем самыми обсуждаемыми сегодня девицами. Надеюсь, местные прелестницы этого не допустят и смогут перетянуть на себя это навязчивое внимание.

Через четверть часа появились господа Рубановские. Павел Матвеевич сопровождал своего отца. Матвей Львович с сыном имел весьма поверхностное сходство. Был слегка полноват, улыбчив и расточал вокруг полное радушие. Хотя, по словам Екатерины Петровны, это была всего лишь маска весьма серьёзного и довольно жёсткого мужчины. Дела свои он вёл твёрдою рукою и даже тогда, не убирал радушной улыбки с лица, что часто сбивало с толку имевших с ним какие-то тяжбы, людей.

Дедушка увидел нас почти сразу. Поприветствовав хозяев, он повёл отца прямо к нашему диванчику, вызвав у того изумление на лице.

– Екатерина Петровна, добрый вечер, – поцеловав ей руку, старший Рубановский переводил взгляд с Марии на меня, – как такое возможно, но… ces demoiselles ont sûrement les mêmes visages[55]!

– Матвей Львович, я хочу вам представить свою внучку, баронессу Луизу Марию Клейст.

– Это дочь моей сестрицы Софьи, – вклинилась в разговор Мария, но увидев укоризненный взгляд матери, потупилась.

– Charmant[56], право слово. Я уж подумал, что вы просто прятали от нас одну из близняшек, – улыбался Матвей Львович, продолжая на меня смотреть.

Я же пыталась не выдать свой интерес к дедушке, старательно отводя взгляд.

– Как ваше самочувствие, Павел Матвеевич? – обратилась к тому «бабушка». Чем тут же заставила меня начать его разглядывать, пытаясь найти возможные проблемы со здоровьем.

– Спасибо, Екатерина Петровна, благодаря своевременной заботе баронессы, чувствую себя совершенно здоровым, – ответил он, мило улыбаясь мне.

– Я вами удивлён, милая барышня, – старший Рубановский приложился к моей ручке, – никогда ещё не слышал, чтобы женщина, да к тому же баронесса, обучалась на лекаря. В сёлах, там да, повитухи и травницы… а тут…

– Ну почему же, Матвей Львович, – ответила, смиренно сложив руки на платье, – неужели вы не читали старых романов? Рыцаря, вернувшегося в замок, всегда лечила хозяйка. Как она могла это сделать, коли была бы не обучена искусству врачевания?

– Конечно, но эти знания передавались от родительницы… – парировал он.

– Домашние образование в век просвещения?.. Вы же понимаете, что достижениям науки не научат гувернёры. Кто знает, где в действительности они сами обучались… К тому же, в медицине, только постоянная практика приносит результат.

– О-о-о, так вы у нас почитательница прогресса и просвещения, – воскликнул Матвей Львович и посмотрел на меня, словно на какую-то диковинку. Ведь в его представлении молоденькая девушка должна была думать только о балах и нарядах, – неужели вас тоже привлекают Liberté, Égalité, Fraternité[57]?

– Если бы так, – ответила я, вздохнув, – то, наверное, поехала бы в Париж. Хотя, некоторые их воззвания, думаю, находят отклик во многих душах. Правда путь, который они избрали, слишком кровав.

Это заявление вызвало ещё большее удивление мужчины. Странно, но Павел Матвеевич во время всего этого разговора не проявил и доли удивления, только поощрительно мне улыбался, кажется, от всего сердца соглашаясь с моими словами.

Что до Екатерины Петровны, то она большую часть беседы сохраняла спокойное выражение лица, и только при моей последней фразе, незаметно выдохнула.

– Мне будет приятно ещё пообщаться с вами, милая барышня, – поклонился мне Матвей Львович, и перевел взгляд на «бабушку».

Екатерина Петровна перебросилась со старшим Рубановским несколькими фразами, и мужчины продолжили promenade[58] по залу, здороваясь со знакомыми и представляясь не знакомым гостям.