Надо мной раздавалось какое-то непонятное шипение. Неужели в мою комнату забралась змея?

Глаза почему-то открывались с большим трудом. Но увидела я над собой не потолок своей опочивальни, а голубое небо с бегущими по нему облаками. Это было странно…

Шипением же оказался голос Марии. Она ругала кого-то невидимого с таким пристрастием, что вызывало беспокойство за её оппонента.

И тут я вспомнила… поездка к мысу… встреча с «дедушкой» … и его слова о том, что мне никогда больше не вернуться к своим родным.

– Мария, почему у меня такое чувство, что ты пытаешься ужалить Павла Матвеевича?

Шипение тут же прекратилось, а надо мной появилось озабоченное лицо бабушки. Вернее, теперь… она уже никогда не станет моей бабушкой… У меня появилось чувство, как будто огромный кусок моей души вырывают из тела. Но я сдержала слёзы.

– Луиза, ma chère[66], как ты меня напугала! Что случилось? Этот несносный господин ничего не мог мне объяснить. Говорит, что ты просто упала в обморок, и не называет причины!

– Ma tante[67], ma chère Marie, не думаю, что господин Рубановский хорошо знаком с особенностями женского организма, и возможными причинами обморока. Мы с ним просто разговаривали, как у меня внезапно закружилась голова.

Я попыталась сесть, и тут же была подхвачена с двух сторон. Оказалось, что меня уложили на поваленное дерево, на котором мы с Павлом Матвеевичем разговаривали.

– Мари, я сейчас немного отдохну, и мы сможем отправляться домой.

– И не надейся, я не стронусь с места, – разъяренно заявила она, – больше не оставлю вас наедине.

– Хорошо, родная, не волнуйся. – взяла её за руку, пытаясь успокоить.

– Я хотел бы проводить вас до имения и убедиться, что вы благополучно добрались. – мужчина всем своим видом показывал, что даже если мы откажемся, он всё равно будет следовать за нами.

Предпочла согласиться, так как иначе, это будет выглядеть довольно странно, если он будет следовать за нами в отдалении. У Екатерины Петровны и так достаточно подозрений, не хватало ещё и подобных эскапад.

Через четверть часа потихонечку направились к поместью. Вся дорога прошла в безмолвной тишине. Не знаю, о чём именно думала Мария, но бросала на нас обеспокоенные взгляды. Павел Матвеевич упорно отмалчивался, не собираясь развлекать нас разговорами в пути.

У въезда в имение он с нами распрощался, сказав, что обязательно нанесёт визит в субботу, так как накануне получил приглашение на чай.

Сославшись на усталость и самочувствие, я быстро скрылась в своей комнате. Мне надо было подумать, а скорее даже поплакать. Делать при родных это я не могла… как и объяснить причину дурного настроения.

Сказать, что весь мой мир рухнул… это ни сказать ничего. У меня была цель, к которой я стремилась. Недавно была даже найдена возможная причина произошедшего. А может и возможность вернуться… Но, если Павел Матвеевич прав, а судя по всему, так и есть… возвращаться мне просто некуда. Как вариант, я могу вообще не существовать в новой «ветке истории», как называет это «прорицатель».

Это было ужасно больно. Слёзы застилали глаза, всхлипывать старалась в подушку, чтобы не было слышно накатившей истерики.

Неожиданно меня обняли. Знакомый запах… прабабушка стала нашёптывать мне что-то успокаивающее. Но расслышала я не всё «… будет хорошо… несносный мальчишка… попытаюсь связаться… даже лучше…».

В этот раз я проснулась именно в своей кровати. И хотя за окном накрапывал дождик, плакать больше не хотелось. Вчера, кажется, смогла отпустить всю боль. Долго предаваться меланхолии было не в моих правилах. Значит нужно строить новые планы. Если путь обратно заказан, значит стоит идти вперед.

Итак, диплом врача. Это самая большая проблема. Не уверена, удастся ли мне получить его в этом времени. Первая женщина-врач появится почти через сорок лет. Самой повторить опыт Элизабет Блэкуэлл было страшно. Но, с другой стороны, мои знания намного превосходят всё, что сейчас известно медицине. Стоп!

От пришедшей в голову мысли я даже села.

Нужно расспросить «провидца» о достижениях его времени. Он хоть и не медик, но должен знать о побеждённых болезнях. Какие лекарства были изобретены, какие технологии.

Ну что же, Иван Иванович, раз из-за вас я лишилась своего прошлого (дедушку уже не вернуть), то следует хотя бы получить от вас всю возможную информацию, которую я смогу использовать.

Кстати… информация. Желательно вспомнить всё что я сама знаю об этом времени. Всё что мне может помочь. Выдавать за свои, чьи-то изобретения, мне не хотелось, но в сфере медицины… если я смогу добиться возможности заниматься любимым делом…

Пусть пока всё сумбурно. Требует более серьёзных размышлений. Может быть, даже придётся посоветоваться с Павлом Матвеевичем.

Увы, но он единственный, с кем мне не нужно притворяться. И как бы мне не было больно, удалить его из своей жизни я не смогу. В любой момент мне может понадобиться его помощь.

На завтрак я вышла абсолютно спокойной, чем вызвала удивленный взгляд от Марии и одобрительный от Екатерины Петровны.

Тихое, уютное утро нарушили звуки прибывшего гостя. В столовую ворвался взъерошенный мужчина, с совершенно безумным взглядом.

– Николай Андреевич, что с вами? – обеспокоено спросила Екатерина Петровна, – на вас лица нет. Глаша, неси скорее воды.