Глава тринадцатая

Ну, примерно так я себе это и представляла. Когда товарищи заговорили о переправке по воздуху, я и подумала о русском национальном способе. Из сказок который. Поэтому как-то утром, будучи одетой уже в нашу, русскую форму, я выхожу на двор банка, чтобы увидеть там… ступу. Оглядев сопровождающих, сразу же представляю себе селедку в консервной банке, а с другой стороны — столько мужчин обнимают, такое внимание… Наверное, мои мысли написаны у меня на лице, потому что ротмистр весело хмыкает.

— Не бойся, товарищ старший лейтенант, — говорит он мне. — Места на всех хватит.

— Ну… тебе видней, товарищ ротмистр, — улыбаюсь я ему.

Ему действительно виднее, получается, потому что по мере приближения к ней ступа становится все больше и больше, и вот я уже вижу дверцу в ее боку. Совсем интересно, учитывая нелинейность увеличения объекта. Магия, наверное, какая-то, учитывая, кто у нас в ступах летал. Весело перешучиваясь с товарищами офицерами, я подхожу к ступе, все еще пытаясь понять, что именно меня беспокоит. Нет, что беспокоит — понятно. У меня в фанфиках Поттер и Грейнджер с первого взгляда и на всю жизнь, а тот даже научного интереса нет. Здесь нет предназначения? Или чего другое?

— О чем задумалась, красна девица? — интересуется у меня обнаружившаяся внутри… Ну, наверное, баба Яга.

Не знаю, какая она Яга, но вот точно не баба. Молодая женщина с внимательным взглядом, с интересом смотрит на меня. Одета она в платье в старинном русском стиле, мехами украшенное да самоцветами разными. В общем, ни разу не баба. Смотрит она очень по-доброму, сразу предложив мне присесть на скамеечку маленькую, доселе мной не виденную.

— Не понимаю я, — откликаюсь я. — По идее, я и во-он он друг другу предназначены, должны любить друг друга, чуть ли не с ходу, а на деле — даже интереса не вызывает.

— По чьей идее, спрашивать не буду, — улыбается Яга, погладив меня по голове, что очень приятно, оказывается. Дите я… Хоть и офицер, а все равно дите… — Подумай сама. Ты дважды перерожденная, он единожды, так?

— Так, — киваю я. — Нам еще, кстати, выяснить надо, куда из памяти его прошлый год делся, но это не к спеху.

— Кроме того, вы из разных временных потоков, правильно? — спрашивает самая сильная из известных мне ведьм.

— Да, лет тридцать между нами, — вздыхаю я. — Но взаимопонимание есть вроде.

— Не во взаимопонимании дело, девочка, — Яга опять меня гладит. — Вы разным мирам принадлежите, какое уж тут предназначение?

— Хм… А тела? — интересуюсь я только для того, чтобы удостоиться нуднейшей лекции.

Если коротко, то тела — это физика и химия. Та же Амортенция все равно действует на сознание, чем и опасна. А так как основные арендаторы тел ушли на свет, то никакие предназначения уже не работают. Разве что мне мальчик сам по себе понравится, но вот тут у нас проблема — в нашей паре я старшая, а девочка где-то там, внутри себя хочет быть девочкой. Потому свою ответственность за Герма я понимаю, но любовь в таких условиях не разовьется.

Положа руку на сердце — не очень-то и хотелось. Я к маме лечу! К настоящей всамделишной маме, что ждала меня, даже невзирая на смерть! Ну и к папе, хотя я его немного опасаюсь, потому что запомнился он мне как опасность для попы, а дети такого не любят. Дети к боли вообще плохо относятся, поэтому и неудивительно. Странная история получилась, при этом у меня такое ощущение, что Смерть знала, просто желая меня таким способом вернуть маме, ну, если клювом щелкать не буду. Клювом я щелкать не стала…

Кстати, о Дурслях. Не было никаких Дурслей, то есть вообще. Сестренку свою Лили просто убила, обиделась, значит, за «уродину» и убила. Заплатила штраф и успокоилась, а чего о магглах беспокоиться? То есть мать Геры Поттер была так себе человеком, а отец — олень оленем. Он получил Лили в рабство, вот хотелось ему и все, мажор долбаный. Абсолютно послушная всем его желаниям девушка своей воли не имела, потому и творила то, что творила. Дамблдор убедил Джеймса в том, что Гера не его дочь, после чего взрослый мужчина с радостью издевался над ребенком. Принятия в семью не было, не было и защиты рода…

Мы летим домой, а Яга расспрашивает меня о том, как я жила здесь, ну и ранее, в той жизни. Вижу я, не нравится что-то самой великой ведьме. А что не нравится, не говорит, ну, надеюсь, рано или поздно узнаю, куда денусь. Все тайное рано или поздно обязательно становится явным.

— Насколько я понимаю, я во дворце жить буду? — интересуюсь я у Яги.

— Да, — кивает она. — С матушкой да батюшкой, а что?

— Ну я же офицер, — объясняю ей. — Может, найдется, куда меня приткнуть, чтобы от скуки не издохнуть?

— Может, и найдется, — с еще большим интересом смотрит на меня самая сильная из известных мне ведьм. — Ты об этом попозже с воями посудачь.

В смысле с ответственными людьми. Это логично. В поле царевну, разумеется, не пустят, но хоть что-то делать — уже польза великая, потому что иначе взвою. Не привыкла я ничего не делать, но тут есть еще один нюанс, о котором спросить забыла.

— Яга, а как с магией? У меня же теперь магия есть, только я ж не знаю них… Ничего, — обращаюсь я легендарной нашей.

— Во-первых, магия есть у всех, — вздыхает Яга. — Во-вторых, Школа Ворожеев есть, туда и царской дочери не стыдно будет.

— Как — у всех? — не понимаю я.

— Русь магическая, — объясняет мне легендарная. — Все маги там, а у людей магов не рождается, ибо никому это не нужно. Не немцы чай, так детей мучить.

Сначала до меня не доходит, при чем тут немцы, потом я вспоминаю, что на Руси вообще всех иностранцев так звали, ну кроме басурман, конечно. И вот тут я понимаю мудрость народа. Рожденные немагами маги вырваны насильно из привычного мира, не имея возможности ни помочь, ни рассказать, ни разделить интересы. Они должны прятаться от любимых, потому что найти пару в мире магии… Маленький он, потому и сложно. В общем, довольно это непросто, а тут простое разделение — и мажата в мире людей не рождаются. Уж не знаю, как этого удалось добиться, но, на мой взгляд, это самое лучшее, что я узнала до сих пор.

Ступа ощутимо идет вниз, по-видимому, приближаясь к цели своего путешествия, а я борюсь с внутренним нетерпением, ведь я маму увижу! Маму!

* * *

От Несмеяны я сейчас отличаюсь мало, то есть реву большую часть времени. Впервые за долгое время я чувствую не только тепло обнимающей меня женщины, но и… это просто не объяснить, потому что всеми фибрами своей души я чувствую — это мама! Мамочка обнимает меня гладит, рассказывает о том, как она меня ждала, как распознала подмену и боялась произошедшего. А я реву, просто ничего не могу с собой поделать. Такое чувство, что мечты Милены и Герании о маме просто усилили чувства Милалики.

Что самое интересное, меня отлично понимают. Папа тоже обнимает, как сокровище просто. Я чувствую, что вот он мой папа и что он меня очень любит. Я просто теряюсь и растворяюсь в родительском тепле, не желая с ними расставаться даже ночью, хотя это и неправильно. Но мне ставят кровать в комнате, прилегающей к родительской спальне, чтобы я, если что, могла позвать на помощь.

Странно, но кошмаров нет, совсем нет, хотя должны быть теоретически, все-таки обе жизни у меня были не самые простые. Следователи потрошат Дамблдора, тот факт, что он сдох, никого не останавливает, а я сижу с родителями. Мне, оказывается, достаточно просто чувствовать руку мамы, чтобы ощущать себя комфортно, а мамочка радуется тому, как я изменилась.

— Мамочка, а можно я на подменыша взгляну? — интересуюсь я. — Ну, на Несмеяну?

— Можно, моя хорошая, — кивает она, поднимаясь на ноги. — Пойдем-ка.

Несмеяну устроили в дальних покоях, обеспечив всем необходимым, но смотреть на вечно ревущую копию Милалики маме было, конечно же, невмочь. Она ведет меня с собой по коридорам царского дворца, меняющихся от богато украшенных до серых и темных, а я думаю о том, зачем мне это надо. Но надо же зачем-то… Вот наконец мы доходим до покоев, из-за дверей которых доносится тоскливый рев, заставляя маму морщиться. Я накладываю «Нетрта», чары, показанные мне местными «летучими мышами», прямо через дверь. Рев мгновенно прекращается,