– У него тоже собственный замок во Франции есть. И квартира в Нью-Йорке. Их по телику показывали, – с завистью припомнил Артем.

– Это плохо. Покоя не будет, телевидение с прессой продыху не дадут, и начальство наедет, – мрачно изрек капитан. – Дай бог, чтобы он от естественных причин кони двинул, а не то влипли мы с тобой, лейтенант.

– Да, может, еще пронесет, на теле явных повреждений не видно, может, сам того?

– Не верю я в такое везение, но будем надеяться, – направляясь к дверям, бормотал про себя капитан Гончаров.

За ним все так же бодро шагал Артем Хромов.

– А вот и приятные известия, – сидя за своим столом, потряс бумажкой капитан, мрачно оглядев подчиненных. – Заключение экспертов пришло. Отравили нашего гения заморского. Вот, черным по белому – «в тканях обнаружены следы таллия». Это не тухлая рыба, это яд. Ох, только бы журналюги не пронюхали. Житья не будет.

– Да не расстраивайтесь вы так, Александр Юрьевич, может, его еще там отравили, а у нас он только умер? – попытался утешить начальство Артем.

– Докажи, – коротко посоветовал капитан и, прихватив папку с бумагами, вышел из кабинета.

Расследовать дело, разумеется, пришлось, а продюсеры и команда дирижера сделали все возможное, чтобы раздуть из убийства скандал на весь мир. В прямом смысле слова на весь мир. И отдуваться перед мировой общественностью придется капитану Гончарову.

Уволиться, что ли, закралась в голову капитана трусливая, пораженческая мысль. Но уволиться он не мог. Александр Юрьевич Гончаров работу свою любил. Пусть она была тяжелая, неблагодарная, плохо оплачиваемая, но это была его работа. Здесь он был на месте. Значит, придется поднатужиться, забыть про мировую общественность, прессу, начальство, собраться с мыслями и раскрыть дело. А то ведь и против воли могут попереть. Невесело усмехнулся капитан, натягивая повыше одеяло и поворачиваясь на правый бок, как мама в детстве учила. Рядом сладко сопела во сне жена. А вот Татьяна наверняка обрадовалась, если бы его уволили, зевая, подумал капитан, и уснул.

– Ну что, бойцы, разработаем план операции, – обратился к сотрудникам отдела Александр Юрьевич. – Как сообщают нам некоторые источники, – и капитан взглянул на Артема Хромова, – убитый редко появлялся на родине. – Артем важно кивнул. – Этот факт требует проверки. Артем, свяжись с таможней, выясни точно, когда именно Ившин последний раз был в России и где именно. А заодно, когда въехал в этот раз. В общем, собери информацию.

– Есть.

– Далее. Исходя из вышеизложенного, возьмем в разработку ближний круг убитого. В Петербург Ившин прибыл по приглашению директора фестиваля «Музыкальная Нева» Виталия Наумкина. Это по его милости еще вчера днем об убийстве трубили все телеканалы. Вместе с Ившиным в Россию прибыла его помощница, Марина Полтерович, она же, типа, повар, уборщица, костюмер и так далее. Она проживала в квартире с Ившиным. Нам повезло, что тетка эта русская, знает музыканта лет двадцать, всюду с ним ездит. Одинокая, муж давно умер, детей нет, Ившин ей как родной. Убитого нашла тоже она. У нее были выходные, она ездила на три дня навестить сестру в Выборг, а когда вернулась, нашла Ившина мертвым. По заключению эксперта, он умер накануне вечером.

– Значит, домработницу вычеркиваем? – поспешил с выводами Артем.

– Погоди, отравление – это не удар топором по черепу. Она могла ему перед отъездом супчик сварить с приправой из таллия. Он его накануне вечером разогрел, съел с аппетитом и отправился в путешествие в мир иной.

– Да. Точно.

– Так что со счетов пока никого не сбрасываем, – протягивая руку к телефону, распорядился капитан. – Гончаров. Слушаю.

– Александр Юрьевич, тут к вам Наумкин пришел, говорит, вы его приглашали, – сообщил снизу дежурный.

– Приглашал, пусть поднимается.

Виталий Маркович Наумкин был упитан, невысок ростом и очень деятельный. Он буквально вибрировал от наполнявшей его энергии. Со стороны казалось, что не плотный животик натягивает дорогую рубашку и не круглая, подбитая жирком спина морщинит пиджак, а эта самая энергия рвется наружу.

– Добрый день, господа! – стремительно входя в кабинет и без всякой задержки бросаясь к столу капитана с протянутой на ходу рукой, воскликнул бодро Виталий Маркович. – Рад, безмерно рад. Слышал о вас много, и – самое лучшее, – энергично тряс он руку несколько растерявшегося и утратившего инициативу капитана. – Такая утрата, в международном, можно сказать, масштабе. Гений! Талант! Невосполнимо, – безостановочно тарахтел Наумкин, тряся уже руку Артема. – И какая ирония судьбы! Прибыть в родной город, в свою, можно сказать, колыбель, и здесь так трагически, так нелепо расстаться с жизнью! Невероятно! Горько! Невосполнимо!

– Присядьте! – раскатился по кабинету громкий, твердый, резкий окрик капитана, прервавший на мгновение словесную россыпь Виталия Марковича. Тот осекся на полуслове, обиженно нахохлился и присел на стул возле капитана.

– Пожалуйста.

– Итак, насколько мне известно, Павел Ившин прибыл в Россию по вашему приглашению, чтобы принять участие…

– Да-да. В нашем фестивале, – поспешил перебить капитана Виталий Маркович. – У нас еще молодой фестиваль, мы только набираем обороты. Обзаводимся выгодными спонсорами. По сути, фестиваль проходит в нашем городе всего пятый раз, и мы крайне заинтересованы в привлечении известных имен, нам нужно создавать себе имидж, престиж, от этого во многом зависит финансовая сторона нашего мероприятия. И для нас согласие Павла Владимировича удостоить, так сказать, почтить… было большой удачей. И мы со своей стороны…

– Как вам удалось уговорить Ившина принять участие в фестивале? – последовал примеру Наумкина капитан, бесцеремонно перебивая собеседника.

– Ну, в основном благодаря давнему личному знакомству. Мы когда-то вместе учились в консерватории, правда, он на композиции, а я на хоровом дирижировании, но у нас была прекрасная компания, знаете, молодость, задор, вера в себя, девчонки из кордебалета в Мариинском… Эх, сколько воспоминаний… – размахивая руками, устремил взор вдаль Виталий Маркович.

– И что же, вы столько лет поддерживали с покойным дружеские отношения? – прервал его воспоминания капитан.

– Ну, я бы не стал так преувеличивать, но все же отношения были хорошие, хотя и виделись мы в последние годы нечасто. Знаете ли, переезд Павла в Европу, а затем в Штаты… Расстояние пагубно влияет на близкие отношения. Но до его отъезда с родины мы были весьма и весьма дружны. Да что там говорить, город у нас не так велик, музыкальная среда тем более… Конечно, мы вращались в несколько разных сферах. Я с начала девяностых оставил творческие занятия и посвятил себя бизнесу. Организовывал концерты, небольшие гастроли, налаживал контакты, искал формы работы. Все было очень ново, это, по сути, была неподнятая целина. Госконцерт развалился, кому-то надо было взять на себя его функции. Хоровая деятельность очень специфична, у нас хоровое искусство не так популярно, как, скажем, в Прибалтике. Приходилось нелегко, надо было искать новые возможности, расширять репертуар, искать новые формы выражения, все это требовало времени, на личное общение его просто не оставалось. Но иногда… – картинно развалившись на стуле и бурно жестикулируя, рассказывал Виталий Маркович, намереваясь снова погрузиться в дебри воспоминаний. И капитан снова был вынужден его прервать:

– Давайте вернемся к нашей теме. Значит, в последнее время вы не поддерживали отношений с убитым?

– Нет. Но вы знаете…

– Как же тогда вы смогли связаться с Ившиным, чтобы предложить ему участие в фестивале?

– Ой, разве это так сложно?