Однажды после работы я вошла в паб, где договорилась встретиться с подругой, и мне показалось, что из-за перегородки углового столика выглядывает его пушистая макушка. Я резко развернулась, написала подруге, что встретимся в другом месте, и забежала в пропахший мочой переулок, где давила на виски костяшками пальцев, пока боль не заглушила все остальное и сердце не замедлилось до нормального ритма.

3

Потеря любимого человека может свести с ума даже при самых благоприятных обстоятельствах. Я же не просто любила Кирана, я любила его темной, неправильной любовью. В таких условиях потеря любимого может не только свести с ума, но еще и озлобить.

Когда он меня бросил, я стала иногда видеть их двоих во сне и просыпалась в поту.

Я подумывала пойти к нему домой и колотить в окно, пока они меня не впустят. В марте мне приснилось, что я ее убила, и я проснулась до странности спокойной. В голове вертелась одна-единственная мысль: «Что ж, бывает и не такое; что ж, бывает и не такое».

Я прокралась в его комнату, пока они спали, и смотрела на них с порога. В лунном свете их лица выглядели прекрасными и уже мертвыми. Я намотала ее красивые темные волосы на кулак и размозжила ее череп о стену – раз, два! – и, поскольку это был сон, мне хватило сил подбросить ее в воздух одной рукой.

Из ее раззявленного рта пузырилась слюна, на изголовье кровати чернело пятно, длинная тонкая рука подергивалась, беспомощно сжималась и наконец замерла.

Лежащий рядом Киран спокойно наблюдал за происходящим. Когда она перестала дышать, он встретился со мной взглядом, а потом, по своему обыкновению, отвернулся к стене и натянул на себя одеяло.

4

По ночам я иногда звонила единственному человеку, с кем могла поделиться настолько простой и огромной правдой, – Лизе.

– Он мне нужен, он мне нужен, – всхлипывала я. – Я не могу так, не могу…

Что значило: я не могу жить, не могу дальше жить без него.

И я любила ее за то, что она даже не пыталась возражать и уверять меня, что я справлюсь с этим и мне никто не нужен. Интуитивно Лиза всегда понимала, что хотя она сама ни в ком так отчаянно не нуждалась, однако эта разница между нами не делает мои чувства менее реальными. Она своими глазами видела, насколько я зависима.

Однажды я, задыхаясь, выговорила: «Мне одиноко, мне очень одиноко, мне страшно», и Лиза не стала делать вид, будто это не так.

– Я знаю, – ответила она. – Я знаю.

5

В надежде на утешение или подсказку я начала искать других людей, чувствовавших то же, что и я. Мои поисковые запросы были такими: «Любовная одержимость», «Знаменитые случаи безответной любви», «Случаи одержимости». Я прочитала историю, которую несколько лет назад слышала в подкасте: в двадцатые годы мужчина по имени Карл Танцлер, работавший медиком, но не врачом, в штате Флорида, влюбился в пациентку, американку кубинского происхождения по имени Мария Елена Милагро де Ойос. Девушка страдала от туберкулеза, уже убившего одну из ее сестер. Танцлер мгновенно помешался на ней, предложил к ее услугам свои сомнительные медицинские знания и рентгеновское оборудование и наведывался в дом ее семьи для проведения дополнительного лечения. Он осыпал Елену подарками и украшениями, объявив ее любовью всей своей жизни и воплощением видений, в которых ему являлся таинственный темноволосый ангел.

Она не отвечала ему взаимностью. Родных девушки наверняка тяготила и беспокоила навязчивость Танцлера, но они не препятствовали его ухаживаниям, надеясь на ее излечение. Однако все было тщетно, и в тысяча девятьсот тридцать первом году Елена умерла. Танцлер оплатил похороны и построил мавзолей.

В тысяча девятьсот тридцать третьем году он пришел в склеп ночью, увез ее истлевшее тело на тележке, положил в машину и забрал домой. Там он скрепил разлагающиеся кости с помощью булавок, проволоки и примитивного самодельного каркаса, одел их в кисею и муслин и пропитал ткани духами, чтобы перебить устойчивую гнилостную вонь. Он изготовил гладкую невыразительную маску, которая должна была повторять черты ее лица, но, разумеется, ужасала своей топорностью. Соседи увидели в его окне, как он танцует с женским силуэтом.

Танцлера предали суду, но так и не осудили, а тело Марии Елены – приукрашенное с помощью его чудовищных уловок и неумело мумифицированное – выставили на всеобщее обозрение в похоронном зале, где на него могли полюбоваться тысячи зевак. Даже освободившись от власти своего похитителя, девушка не удостоилась ни покоя, ни уважения.

Услышав тогда эту историю, я разозлилась. Как можно претендовать на женщину, которая тебя не любит, пусть даже после ее смерти, как можно присвоить себе ее мертвое тело, навязать ему свою гнусную заботу, гнусное внимание? Эта история воплощала всю суть мужчин, которые завладевают нами против нашей воли и превращают в кого-то совершенно иного, в того, кем мы никогда не являлись.

Теперь, прочитав эту историю снова, но уже пребывая в горе и замешательстве, я задумалась: а я-то чем лучше? Что, если я всегда была такой же, как этот человек, просто прежде не любила никого до безумия? Возможно, я всегда была жестока, как тот мужчина. Разве я не пойду на все, чтобы перевернуть страницу и возвратить его? Разве не пожертвую ради этого не только собой, но и им? Разве не готова я изменить его до неузнаваемости, превратив в мягкого, ранимого, одомашненного слабака, лишь бы уговорить его снова стать моим?

Еще я прочла об одной девушке, пациентке М., которая страдала от эротомании, или синдрома де Клерамбо, жившей в северной части штата Нью-Йорк в семидесятых годах. Она родилась в семье китайских иммигрантов первого поколения, была прилежной студенткой христианского колледжа. Воспитание она получила строгое, но обычное, родители и друзья ее были заботливы и внимательны, несколько раз с ведома родни она ходила на свидания со сверстниками из своего круга. На втором курсе колледжа она стала посещать занятия по богословию, которые вел сорокалетний белый мужчина, профессор Икс. Он был женат, отец двоих детей, семья его принадлежала к той же местной церкви, что и пациентка М.

Пациентка М. принялась заваливать профессора Икс очень личными письмами, писала о своих трудностях в учебе, проблемах в семье, обо всех своих отношениях. Поначалу он отвечал, утешал ее, давал духовные наставления, но вскоре писем стало поступать по десять штук в день,