Ехали целую вечность. Дивчины, что порасторопнее, оттолкнули парнишку от зазора в стене и уже сами пересказывали увиденное. Разрушенные дома, ямы от взрывов, пожары, виселицы – их везли по следам войны.

Вдруг кто-то крикнул: Польша!

Все сразу встрепенулись. То ли от того, что это была уже заграница, которая этим простым парням и девчатам представлялась диковинкой, то ли от приближающегося скорого конца, так ощутимого в их хлипком положении.

– Скажите, что там? Что вы видите?! – забеспокоилась толпа.

– Трубы какие-то и дым повсюду.

– Горит проклятая Неметчина! Дым до самой Польши тянется! – попыталась пошутить одна из девушек.

– То людей жгут, – пояснил ей чей-то серьезный голос.

Наступила тишина. Медленно, как будто бы имея цель показать невольникам, куда они приехали, поезд стал подниматься на холм, откуда наиболее явственно открывалась жуткая панорама войны. Достигнув наивысшей точки, состав замер. По ту сторону висела гробовая тишина. Не слышно было даже птиц. Никто дверей не открыл и не скомандовал выходить. Спустя полдня томительного ожидания поезд снова стал набирать ход. Польша стояла вся в развалинах: руины, обгоревшие дома с выбитыми окнами и без крыш, людей нигде не было, будто они вымерли. Остановились в каком-то едва уцелевшем городке. Там всех высадили, наголо остригли и повели в баню на дезинфекцию. Мылись под холодной водой с вонючим жидким мылом. Когда вышли из бани, никто не нашел ни своей одежды, ни каких-либо других личных вещей. Так все и стояли голые и мокрые на улице. Хорошо хоть погода была еще теплой. Никто не сомневался, что фрицы нарочно о них «забыли». Бежать было некуда, повсюду солдаты с автоматами и собаками. А ну, попробуй, побеги! Солдатам скучно, они только того и ждут, чтобы спустить на беглецов собак.

Опять куда-то повели. Голых. Оказалось, одеваться. Это были заношенные, серые в полоску робы, но и те пошли на ура. Люди торопливо натягивали на себя тряпки, лишь бы прикрыть срам. Белья не предполагалось. Их снова загнали в вагоны, но уже в прибранные и вымытые каким-то вонючим веществом.

Печальной вереницей тянулись поезда с востока. Шли они медленно, позволяя еще немного побыть на родине своим узникам. Спустя месяц товарный состав с людьми из Белгородчины прибыл в конечный пункт своего маршрута – Бернау.

Наши дни. Санкт-Петербург

К расследованию убийства Вислоухова подключили Антона Барсикова. Он был настроен менее оптимистично, чем его коллеги, и не рассчитывал на скорое завершение дела. Впрочем, Антон всегда был реалистом, если точнее, то реалистом-циником.

Работы оперативникам выдалось немало. В тот вечер, когда был убит Вислоухов, в «Скоморохе» находилось слишком много народу. Предстояло установить личность каждого и допросить. Допрашивать актеров было нелегко: они постоянно уводили разговор в сторону, рассказывали то, чего не было, а что было, забывали. Казалось бы, эти люди должны обладать отменой памятью. Если не все, то большинство, ибо профессия предполагает. А на деле сплошные «не помню», «не видел», «кажется».

Тем не менее несколько человек запомнили мужчину: темноволосого с небольшой проседью, выше среднего роста, неплотного и сутулого. Одет он был в клетчатую фланелевую рубашку, неглаженые серые брюки, сандалии с носками. На лице мужчины была театральная маска.

Ни у кого из скомороховцев по поводу его появления вопросов не возникло, все решили, что он чей-то гость или технический персонал. По показаниям свидетелей, неизвестный в банкетном зале не появлялся, его видели только в коридорах.

Вахтер, дежуривший на входе в театр, клялся и божился, что никого из посторонних не пускал. Все, кто пришел в тот вечер на капустник, были с кем-то из своих.

Как оказалось, в театре есть еще один вход – технический, через подсобное помещение – хозпристройку. Ключ от него хранился у Алевтины Новиковой.

– Да, я нанимаю иногда рабочих, – подтвердила Новикова. – В штат театр взять столько сотрудников не может, поэтому приходится заключать договоры подряда на отдельные участки. Эти работники попадают в театр через технический вход. Так полагается. У нас объект культуры, через парадный вход ходят нарядные зрители, для них посещение нашего театра – праздник. Не принято, чтобы рядом со зрителями ходили люди в робе, да еще и таскали крупногабаритные предметы, как это у нас часто бывает. Нет, ключ от технического входа я никому не давала.

Когда Новиковой представили описание неизвестного посетителя в маске, она немного напряглась.

– Нет, такого человека я не нанимала, – заявила она.

– И в театре вы его не видели? – допытывался Добрынкин.

– Не видела.

Был еще один ключ от технического входа. Он хранился на вахте театра, и, по словам вахтера, никто его не брал.

– Вот, туточки он. Полюбуйтесь! – продемонстрировал он стенку с ключами. – Если мне не верите, посмотрите записи в видеоархиве. Никто этот ключ не брал. Уж я-то берегу вверенное мне имущество как положено!

– Посмотрим обязательно, – пообещал оперативник.

Представители закона и так уже вдоль и поперек просмотрели все имеющиеся видеозаписи и выудили из них всю хоть мало-мальски полезную информацию.

На этих записях было видно, что в течение прошедшего месяца с вахты никто ключ от технического входа не брал. Выходило, что если кто и проник в театр через технический вход, то с ведома Новиковой или при ее попустительстве. Это обстоятельство еще больше ставило под подозрение администратора «Скомороха».

Как бы ни была скомпрометирована Новикова, надо было искать Балашову. Если она не причастна к убийству, то могла оказаться важным свидетелем. Это за ней вышел Вислоухов, а перед этим они с Дарьей поругались. К тому же она была любовницей убитого и может многое о нем знать.

Следствие выяснило место постоянной регистрации Балашовой – село Троицкое Курской области. Там она давно не появлялась и после убийства Вислоухова на связь со своими родными не выходила.

1834 г. Урал

– Не искушай! Не искушай, барин! – Обросший, с колтунами в немытых волосах, в истлевших обносках, Прошка возник на пути, словно черт из табакерки. – Не искушай дьявола, барин!

От неожиданности Коковин вздрогнул. Он недоуменно вглядывался в лицо безумца.

– Прокопий, ты ли?! – наконец признал своего бывшего работника директор гранильной фабрики. – Давно тебя не видел. Уже думал свечку за упокой души ставить. Эко тебя угораздило! – Яков Васильевич потянулся за кошельком, чтобы подать милостыню.

– Не искушай! – продолжал возбужденно бормотать юродивый. – В Священном Писании так сказано!

– Что ты мелешь?! – нахмурился директор.

– Адамантовый камень должен покоиться в земле! В земле он родился, там ему и место!

– Какой еще камень, Проша?

– Барин! Милостивый мой государь! Ты громадный камень нашел дьяволу во искушение. Возверни его назад во