факт, что Алевтина живет в коммунальной квартире. Андрею даже нравилось, когда соседи по коммуналке узнавали в нем известного актера. Звонил Вислоухов в любое время дня и ночи, как по делу, так и без; мог часами вести философские монологи, не заботясь о том, слушают его или нет. Сам Андрей не терпел чьих-то долгих сентенций, часто не брал трубку и нарушал свои обещания. С детской непосредственностью хозяйничал в чужом доме, бесцеремонно хватая вещи. В целом характер Вислоухова оставлял желать лучшего, но обижаться на Андрея было невозможно. Его обезоруживающая улыбка и обаяние могли растопить любое сердце. Алевтина его любила. Нет, не как мужчину. Что бы ни болтали злые языки, любовниками они с Вислоуховым никогда не были. Она любила его, как любят близкого родственника, поэтому многое ему позволяла и закрывала глаза на откровенное свинство. А еще – в этом Новиковой было стыдно признаться даже самой себе – Андрей был единственным человеком, с которым она общалась. Так сложилось, что, несмотря на множество людей вокруг, поговорить было не с кем. Ей одновременно не хватало уединения и общения. Дома, в коммунальной квартире, Алевтина не знала покоя. Соседи были шумными и неприятными. Вероятно, таковыми будут казаться любые соседи, если нет возможности их не видеть и не слышать. Одну из комнат занимал пятидесятилетний ловелас Петрович. Когда-то он был орлом, менял женщин и семьи как перчатки. После очередного развода оказался на двенадцати метрах, облысевший, с букетом болячек и никому не нужный. Петрович работал охранником в супермаркете, выпивал. Пьяным часто женихался к Алевтине; подкатывал всегда со словами: «комнаты у нас рядом, будет удобно объединить жилплощадь, да и сама ты ничего».

Две другие комнаты занимала семья, состоящая из матери-одиночки, ее сына-студента и маразматичной бабки. Бабка Алевтине досаждала меньше остальных соседей по причине того, что была заядлой дачницей и отчаливала в свои Лаврики, едва сходил снег. Ни с кем из соседей разговаривать не хотелось. Максимум, что Алевтина могла выдавить при встрече с ними, было «здрасьте», и то она старалась посещать места общего пользования, когда там никого не было.

С коллегами общение несло исключительно деловой характер, любые разговоры на личные темы обходились себе дороже – тут же по театру начинали ползти сплетни и пересуды. Подруги незаметно растворились: одна уехала, другая замужем, у третьей образовался свой круг общения и свои интересы, где Алевтине места не хватило. Новыми подругами она не обзавелась. Не получалось. Выходило коряво и неискренне, так что дальше светских коротких разговоров дело не шло.

Есть еще родня, но какое с ней общение? Дежурный звонок раз в неделю: «Погода хорошая, а у вас? У меня все по-прежнему. Работаю. И вы не болейте». Нажмешь на «отбой» и выдохнешь – отметилась. Ну да, Алевтина их любит. По-родственному. С родными у нее душевной близости никогда не было, а теперь и вовсе эта близость невозможна. Раньше для всех она была молодой и поэтому глупой. За равную ее никто не держал. А потом Алевтина отдалилась, стала закрытой и недоверчивой.

Любовники. Где их взять? Хотя бы одного, пусть даже женатого, но чтобы от него было больше удовольствия, чем проблем. Она не яркая и в возрасте, если на нее и обращают внимание, то такие, как Петрович. А с ними… уж лучше одной, чем с ними.

Вислоухов очаровал ее сразу, как только они встретились глазами в коридоре «Скомороха». Алевтина покидала театр после собеседования, а Вислоухов шел на репетицию. Она замерла, узнав в нем разведчика из старого кинофильма. Заметив произведенный эффект, он озорно подмигнул. А через неделю, в ее первый рабочий день на новом месте, Андрей подошел к ней и заговорил, словно со своей давней знакомой. Так у них и повелось: если Вислоухов был в театре, они непременно разговаривали, хоть парой слов да перекидывались за день. С ним было легко и интересно. Он много знал, держался на равных, что поначалу льстило Алевтине – ведь Вислоухов был звездой. Потом она к Андрею привыкла, исчезли волнение и скованность; она стала воспринимать его без тайного обожания и относилась к нему, как к обычному человеку. Они были на одной волне, понимали молчание друг друга. Он был ее лучшим и единственным собеседником, близким по духу человеком, а это больше, чем друг или любовник.

Новикова прощала Андрею многое, но пропавший бинокль спустить не могла. А Вислоухов, как ни в чем не бывало, продолжал делать невинное лицо, изображал непонимание и оскорбленное самолюбие. Актером он был хорошим, и Алевтина даже усомнилась: а не ошиблась ли она в своих выводах насчет Андрея? Логика подсказывала, что нет – кроме Вислоухова стянуть бинокль было некому, – ведь бинокль пропал в тот самый вечер, когда Андрей впервые его увидел.

– Занятная вещица! – оценил он. – Сразу видно, военный.

– Да, со времен Второй мировой, – пояснила Новикова.

– Ясное дело, что не современный! Узнаю по налету героического прошлого. Где взяла?

– Бабушка подарила за неделю до смерти, – произнесла Алевтина дрогнувшим голосом.

– Это та, что из Нарвы? Соболезную.

– Бабушка жила в Ивангороде.

– Нарва, Ивангород…. Они совсем рядом, через речку. Считай, один город.

– Угу. Только в разных государствах, – возразила она.

– Бинокль трофейный? Выглядит, как наш. На нем даже фамилия русская – Потапов.

– Это дедов, – соврала Алевтина. Она сочла лишним посвящать Андрея в интимные подробности своей семьи.

– Память. Понимаю! А от моих ничего не осталось, даже могил. Прямое попадание, дом в труху. Теперь на том месте торговый центр.

После пропажи бинокля Алевтина впервые всерьез поссорилась с Андреем. Они не разговаривали около недели, пока Андрей незаметно не наладил отношения. Бинокль, конечно, он не вернул, но так искусно подлизался, что не помириться с ним было невозможно. Тогда Алевтина решила, что не пойман – не вор. Но, если она бинокль у него найдет, тогда берегись – мало не покажется!

В тот злополучный вечер, когда погиб Вислоухов, проходя мимо его гримерки, Алевтина обратила внимание, что дверь закрыта неплотно. Заглянула, чтобы, если Андрей там, по традиции перекинуться с ним парой слов.

Мутно-черный, как верно заметил Андрей, с налетом героического прошлого, бабушкин бинокль лежал на стеллаже сразу у входа в гримерку. Смесь чувств охватила Алевтину: радость от того, что наконец-таки нашлась пропажа, и гнев на Андрея. Сидит за туалетным столиком, как ни в чем не бывало, хоть бы изобразил неловкость для приличия, а он и не шелохнулся. То, что Вислоухов к тому времени уже был мертвым, Алевтина поняла позже.

– Сволочь ты, Вислоухов! – возмущенно