Тэсса, совсем ослабевшая, едва поднялась, прошла ещё несколько шагов и остановилась. Теперь всё. Нет больше сил сопротивляться. Да и сбить с пути уже не выйдет.

Тэсса услышала тихие шаги Цербера. Он таки выбрался из земляного капкана. А значит выбора нет. Тэсса коснулась стены перед собой, прошептала тайные слова, и в тот же миг перед ней высветилась пурпурная пелена света. Азалия за спиной хмыкнула, а пёс гавкнул, будто вторя ей, и пробежал в портал. Рука позади больно стиснула шею.

— Браво, Тэсса, ты потрясающий гид! — Прошипела Азалия и толкнула навстречу пурпурному месиву.

Под грязным, беспроглядным небом завывал ветер. Он проносился между стволами ветвистых дубов, горбатых берез и одиноких сосен, шелестя листвой. Так могло показаться, привидеться в этом гротескном царстве серости и уныния. Но взаправду, здесь не к чему приковать взгляд. Всё сущее лишь картон. Это не ветер свистит меж деревьев, это гуляющая по бесплодным пескам безнадёжность разбросала свои семена, а слёзы с разбитого лица забытого и никому не нужного бога придали им форму и взрастили декорации. Всё счастье и радость остались по ту сторону, а по эту лишь скорбь, печаль, несчастье и отчаяние… Мир, что кормится нашими невзгодами.

Тэсса едва брела. Каждый шаг всё тяжелее и болезненнее. Словно вся земля вымощена пылающим углём, из-под которого в твои ступни вонзаются длинные иглы, и тебя парализует боль. Разрывает ногу. А воздух тяжёлый и ядовитый. Несколько минут, и самый простой вдох кажется чем-то нереальным. Сердце вот-вот остановится. Бьётся из последних сил. Силы покидают тебя. Ты как тростинка, которая ломается от любого ветерка, но здесь его нет, и ты прогибаешься под собственным весом, боясь превратиться в желе.

Тэсса остановилась. Больше она идти не могла. Да и Азалия выглядела не лучше.

— Вот мы и пришли. Что дальше? — Спросила Тэсса.

Азалия долго не отвечала.

— Найди мне, — наконец-то сказала она и замолчала, переводя дух, — джиннов!

— Но я даже не знаю кто это! — Выдавила из себя Тэсса.

Ей стало совсем плохо. Сейчас бы прилечь и не вставать…

— Они предшествовали людям, могучие творения голубого огня. Они жили, пока не пали в немилость того, в чью немилость впадать не следовало. И он наслал на них своё крылатое войско. Выжила лишь жалкая горстка. Она и укрылась в недрах планеты. А затем угодила сюда… — Второпях наговорила Азалия.

Теперь её взгляд совсем помутнел и обезумел. Выпученные глаза бегали из стороны в сторону. Глаза утопающего, который думает, что ещё может спастись. Она не говорила, но видимо какой-то внутренний монолог истощал её больше любого потока слов. Ещё бы чуть-чуть и она сама себя сокрушила, как бывает с чересчур мнительными людьми. Но это мгновение ушло. Что-то отрезвило Азалию. Едва снующий рядом Цербер и этот шум под его лапами, хруст, отдававший костьми умерших. Наваждение. Азалию затрясло. Она всё поняла.

— Я обещала ему… — Дрожаще-шипящим голосом процедила она. — Куда все подевались?! Они должны быть тут, но их нет! Отвечай, живо!

Тэсса вяло пожала плечами.

Азалия согнулась пополам, вся напряглась, и из её рта вырвался истошный вопль.

— Лживая сука! — Она почернела.

В один рывок приблизилась к Тэссе и шипованным сапогом ударила в рёбра. Тэссу отшвырнуло как тряпичную куклу. Ей брать силы было неоткуда. Она лежала на спине и кашляла кровью. Алые капли падали прямо на лицо.

И вновь над Тэссой возникла эта чёрная бестия. Вот она, скалится и шипит. Глаза налиты яростью, шерсть встала дыбом, хвост нервно мечется, а когти выпущены и готовы рвать. Но Тэссе уже не до этого.

Кашель скрючил её и рвёт изнутри, по сердцу стучит кувалда, и звон ударов заливает уши. В глазах темнеет. Чего стоят все терзания плоти, когда смерть вынула твою душу? Ты смотришь, как чёрные шипы вонзаются в твоё кровоточащее тело, но ничего не чувствуешь.

Вдруг удары прекратились. Взгляд Азалии был такой же тяжёлый, как и её дыхание. Её колени задрожали, согнулись, и она пала к земле с поникшей головой.

— Здесь тебе кажется, что ты умираешь, но это не так. — Тихо сказала она. — Я отчётливо различаю это… — Азалия рассмеялась.

Её руки обняли пса, что всегда следовал рядом в ожидании приказа, вонзились в него мёртвой хваткой. В её руках он словно таял и слабел, всё опускался, и теперь лежал на земле весь посеревший.

Азалия же поднялась, в её руке выросла плеть из чёрной молнии, она искрила и потрескивала, распуская свои кривые, тёмные дуги. Злость наполнила её силой до самых краёв и теперь выплёскивалась. Азалия задрала руку, и поднятая молния начала разрастаться.

Тэсса сжала кулак и провела им над своей головой, словно накрылась одеялом, и в ту же секунду слой земли закрыл её от вихря чёрных молний, что ударил вслед и разорвал броню, сотряс воздух, и сама земля пошла ходуном. Тэссу отшвырнуло.

Когда она открыла глаза, вокруг были только разломанные, раскуроченные и утопшие в почве деревья. И пыль, так много, что ничего не разглядеть. Но уже через секунду повсюду стали мелькать и трещать чёрные молнии. Они врезались в деревья и обращали их в щепки, взрывали землю под ногами и просто терялись в тумане. За ними следовало нечто тёмное. Азалия. Тэссе пришлось бежать, несмотря на изнеможение. Она закрылась от боли и усталости. Просто бежала в пыльном тумане, пока за её спиной чёрные молнии с треском крушили остатки деревьев.

Так Тэсса оказалась перед тополями, растущими кругом, из которого веял туман, настоящий, белый туман, хоть и совсем сухой, но отчётливо видимый на фоне витающей пыли. Он сиял белым эфиром. Тэсса словно зачарованная шагнула в круг и подходила всё ближе к источнику яркой, чёткой белизны. Только увидев его, можно было подумать, что это огромный куб, но расстояние сокращалось, и куб растекался облаком, а уже на расстоянии вытянутой руки это оказался рояль цвета слоновьей кости, но всё так же сияющий белым неоном, словно призрак. Всё, что находилось снаружи, вдруг стало неважным, ведь перед Тэссой было что-то единственно-настоящее, оно и вытягивало силы. Сердце этого измерения.

Тэсса откинула клап, сыграла коротенький, грустный мотивчик и заметила, как через прикосновения её руки окутывает белый неон. Но продолжила играть. Лёгким касанием давить на эти эфемерные, холодные клавиши, такие же холодные, как и музыка, которая из-под них выходила. То холодное, что пробуждает душу