Но Раммо, которому казалось, что пришло время отцу, столь несправедливо изгнавшему его из страны, уразуметь свою ошибку, упросил стражей добиться для него приема; когда он явился пред султаном в облике старушки, тот отослал всех, и они остались вдвоем. Объявив султану, что он – Раммо, его сын, и оставив прежнее обличье, он вернулся в свое собственное, и отец тотчас его узнал. Раммо поведал всю историю с самого начала, упомянув и о тайнах, коим научился от трех путников, и о ложном обвинении, возведенном на него неверным советником и злонравной султаншей. Потом, рассказав о карах, каким он тайными ухищрениями много раз подверг преступника, он излил пред султаном бесконечные просьбы, чтобы тот, изгнав из своей державы советника и султаншу, удостоил даровать им жизнь, особливо потому, что он, Раммо, выбрал себе в жены советничью дочь, смиренно молившую не ввергать ее навеки в плачевное состояние отчей смертью.

После этих речей султан был не в силах удержаться от сладостных слез и, крепко обняв сына, хотя душа его была полна негодования, оставил кару преступников на усмотрение Раммо. А тот немедля изгнал из отцовской державы неверного советника и злонравную султаншу, лишив их всякого имения, и торжественно справил свадьбу; а в скором времени, когда отец умер, сделался владыкою державы и препровождал долгую жизнь в покое и благоденствии.

* * *

Ввысшей степени понравились Берамо приемы, каких держался Раммо, отмщая неверному и коварному советнику и злонравной султанше, которые, когда он обличил их преступление перед отцом, были сурово наказаны. Побеседовав немного о таком предательстве со своими баронами, он велел, чтобы на следующий день, в пятницу, двор отправился в пятый дворец, весь разубранный зеленым[20], облекшись в платья того же цвета. Все исполнили приказ и прибыли туда в третьем часу дня[21]; Берамо, долго утешавшийся с бывшею там девицею и насладившийся самыми изысканными яствами, велел явиться пятому рассказчику. Зная, чего ради его позвали, тот почтительно приветствовал императора и начал так:

* * *

Был в стране Оттеннской[22] один великий и превосходный философ, который, много занимаясь механическими искусствами, в ремесле златокузнечном был столь опытен, что превосходил всякого своего современника. Кроме многих других прекрасных произведений, непрестанно им создаваемых, он сотворил однажды серебряное изваяние такой хитроумной работы, что всякий раз, как пред ним говорили какую-нибудь ложь, оно тотчас начинало смеяться. Когда это достигло до слуха тамошнего государя, который был мусульманином, он пожелал оное видеть и, придя в немалое изумление при виде великой искусности, велел просить изваяние у философа, предлагая ему весьма много золота. Но философ, мало ценивший деньги и в высшей степени желавший угодить владыке, преподнес его в дар.

Ради этого искусного творения государь построил близ дворца огромный и прекрасный сераль, который был четырехугольным, и в его углах, один из которых смотрел на реку, другой – на конюшню, третий – на кухню, четвертый – на винный погреб, велел устроить четыре роскошнейшие жилища. В этом серале он приказал поставить изваяние на высоком подножии и, когда бывал свободен от дел, часто ради развлечения приходил туда и, беседуя со своими баронами о разных предметах, иной раз вставлял в свои рассуждения неправду, побуждая изваяние смеяться, что доставляло ему великое удовольствие. Этот государь был человек, несравненный в науках и усердно предававшийся ученым занятиям. Прочтя у многих авторов, сколь злонравное и вероломное существо – женщина, он еще в юности решил никогда не жениться. От этого все его подданные были в невероятной печали, ибо он был государь добродетельный и посему весьма любезный каждому, так что они хотели видеть от него потомство, которое наследует его державу.

Однажды пришли к нему четыре первейших барона и многими доводами пытались убедить его, что хотя в большинстве женщин обретаются многочисленные обманы и что они – создания весьма несовершенные, однако же не то чтобы среди них вовсе не было мудрых и добрых; заключали они тем, что ему не дóлжно оставаться безбрачным; говорили, что брак в особенности необходим тем, кто, подобно ему, властвует над великой державой, дабы оставить по себе преемников. Этими доводами, прибавляя к ним многие другие, они увещевали его жениться, говоря также, что даже если бы он почитал женщину весьма вероломным созданием, ему можно выбирать из восьми или десяти, так что легко может случиться, что между ними окажется одна добрая, которая, сделавшись его женой, родит наследника державы. Склонив слух к сим речам, хотя они и были чужды его помыслам, государь решил это проверить, чтобы народ впредь не имел оснований порицать его упрямство.

Известившись о красоте и свойствах четырех девиц, дочерей четырех великих владык, его друзей, он отправил четырех послов, приглашая их к себе. Получив от отцов драгоценные дары, послы в скором времени доставили девиц к государю. Приняв их радостно и с великой честью, он дал приказ отвести каждой один из четырех покоев, что были устроены по углам сераля, где находилось изваяние. А как час был уже поздний, он велел привести одну из девиц к нему в комнату и начал ласкать ее и обнимать; и в то время, как они беседовали о разных вещах, он, опустив руку в корзину розовых лепестков, стоявшую подле него, взял несколько, желая рассыпать их по грудям девушки: и случилось так, что один крохотный лепесток упал на ее лицо. Делая вид, что от удара, нанесенного лепестком, ощущает сильнейшую боль, она притворилась, что падает в обморок. Весьма опечалившись, государь кликнул слуг, велел подать уксусу и, смешав его с розовой водой, поднес к носу девушки и смочил ей виски: тогда она сделала вид, что опамятовалась. Отдохнув немного, она поднялась на ноги; государь взял ее за руку и потихоньку подвел к окну. Подняв глаза к изваянию, он увидел его смех и немедленно постиг, что обморок, причиненный ударом лепестка, был один обман и лукавство. Но, скрыв это, он беседовал с девушкой о сем происшествии, стоя подле окна, как вдруг она закрыла лицо руками. Она сделала это из притворства, будто бы приняв изваяние за мужчину, которому, как она хотела показать государю, не позволено ее видеть; но тот, постигнув первый обман, проник и во второй и, обернувшись к изваянию, увидел, что оно смеется. Удостоверившись, что злонравная девица полна лукавства, он, однако, дабы она не заметила, что обман ее разгадан, решил этой ночью спать с нею; а рано поутру поднявшись и обласкав ее, отправил обратно в покои, что смотрели на конюшню.

Потом, по обычаю мусульман войдя в баню и омывшись, он приказал привести вторую девушку. С радостным видом он встретил ее во внутреннем дворе дворца и, взяв за руку, повел в свою комнату; а так как он был облачен в горностаевое одеяние, случилось так, что, когда он подошел к ней и обнял за шею, мех горностая накрыл ее груди. Делая вид, что терпит великое беспокойство, она сказала:

– Увы, сир, сделайте милость, отодвиньтесь немного, ибо я чувствую, как мех вашего одеяния сильно царапает мне тело и причиняет бесконечное неудобство.

Познав из сих слов злонравие и лукавство девушки, государь обернулся к изваянию и, увидев его смеющимся, убедился в ее лжи. Скрыв это, он отвечал:

– Воистину, у тебя весьма нежное тело, а так как ты чувствуешь, что великую тяготу причиняет тебе мех моего одеяния, я уверен, что, если таково твое тело, лицо твое должно быть еще нежнее.

И, таким образом с ней беседуя, подошел с ней вместе к зеркалу, бывшему в комнате, и приложился щекой к ее щеке; и когда они оба поглядели в зеркало, она немедленно закрыла лицо руками. Когда же государь спросил, отчего она так сделала, она сказала:

– Потому что не позволительно видеть меня другому мужчине, кроме вас.

Уже разгадав ее лживость, он снова обернулся к изваянию и увидел, как оно смеется. Тем не менее, все скрыв, он этой ночью спал с девушкой, а рано поутру поднявшись, отослал ее обратно в покои, что смотрели в сторону кухни. Войдя в баню и проведя там некоторое время, он приказал привести к нему третью девушку.

Когда она явилась, он встретил ее