Бианка доверчиво взглянула на егеря.

— Я пойду с тобой, — наконец изрекла она.

Они выбрались из сада через секретный лаз, пробрались тайным туннелем, вырытым глубоко под землей, миновали запущенный фруктовый сад и долго шли по заброшенной дороге. Ночное небо уже начинало светлеть, когда они достигли леса. Над ними густо нависали ветви деревьев, и только кое-где сквозь просветы в листве виднелось небо, больше напоминавшее темно-синее стекло.

— Я устала, — вздохнула Бианка. — Можно мне немного отдохнуть?

— Как пожелаете, — ответил егерь. — Вон полянка. Иногда под утро лисы играют здесь в свои игры. Взгляните туда: и, быть может, вам повезет, и вы увидите их.

— Как много ты знаешь, — проворковала Бианка. — И как ты красив…

Она села на торчащий из земли огромный корень и, повернувшись лицом к полянке, стала вглядываться во тьму.

Егерь тем временем бесшумно вытащил нож и, спрятав его в складках плаща, угрожающе навис над девушкой.

— Что вы там шепчете? — спросил он, касаясь ладонью черных волос Принцессы.

— Я пою песенку, которой научила меня моя мама.

Егерь осторожно отвел в сторону прядь темных волос девушки, обнажив ее белое горло. Он уже занес нож… но так и не ударил, потому что неожиданно обнаружил в своей руке золотисто-черный локон Королевы-Ведьмы. На том месте, где только что сидела Бианка, оказалась улыбающаяся Королева-Ведьма. Она протянула руки к егерю и заговорила:

— Остановись, добрый человек. Я всего лишь проверяла тебя. Разве ты забыл, что я — ведьма? Разве ты не любишь меня?

Егерь задрожал всем телом, потому что он и в самом деле любил жену Короля. А она манила, звала его.

— Брось нож. Сними распятие. Нам эти вещи не нужны… Что стоит наш Король в сравнении с таким мужчиной, как ты!

И егерь повиновался искусительнице. Он бросил нож. Он снял распятие и зашвырнул его далеко в чащу. Он прижал к себе Королеву-Ведьму, и она прижалась лицом к его шее…

Боль от поцелуя — вот последнее, что почувствовал егерь.

Небо было темным, а лес еще темнее. Никакие лисы так и не вышли поиграть на полянку. Выкатилась луна, и ее светлый луч, пробившись сквозь толщу ветвей, отразился в остекленевших глазах мертвого егеря. Сорвав ночной цветок, Бианка вытерла им свой ротик.

— Семь уснуло, семь проснулось, — сказала девушка. — Дерево к дереву. Кровь к крови. Ты ко мне.

И тут где-то далеко-далеко зашевелились черные деревья. Со скрежетом вырвав корни из земли, продирались они по подземному туннелю, а потом — через фруктовый сад, шли по заброшенной дороге.

Топая, как семь великанов, они подходили все ближе и ближе.

Бум, бум, бум, бум. Бум, бум, бум.

Пробираясь через фруктовый сад, семь черных фигур трепетали.

Маршируя по дороге, они дрожали. Ломались ветки, трещали кусты. И вот на лесную поляну вышли семь уродливых, бесформенных, сгорбившихся, хромающих существ, покрытых черным древесным мхом, скрывавшим черные полированные тела — стволы. Глаза их напоминали узкие трещины, рты — большие дупла. Бороды их были из лишайника. Кривые ветви заменяли руки, а могучие корни — ноги. Оказавшись перед своей повелительницей, они низко поклонились, ткнувшись лицами в землю.

— Добро пожаловать, — приветствовала их Бианка.

КОРОЛЕВА-ВЕДЬМА СТОЯЛА у окна со стеклом, похожим по цвету на разведенное вино. Она вновь смотрела в волшебное зеркало.

— Зеркало, что ты видишь?

— Я вижу вас, моя госпожа. Я вижу мужчину в лесу. Он ушел на охоту, но не на оленя. Его глаза открыты, но он мертв. Я вижу все, что происходит в ваших землях. Я вижу всех ваших подданных, кроме одной девушки.

Королева-Ведьма зажала ладонями уши.

За окном лежал сад, но только теперь там не было семи древних кривых деревьев.

— Бианка, — только и смогла вымолвить Королева.

ДОРОГИЕ ЗАНАВЕСИ ПЛОТНО закрывали окна, так что даже тоненький лучик не мог пробиться в комнаты Королевы. Единственным источником света была лампа, и сияние, исходившее от нее, походило на сноп пшеницы. Лампа освещала четыре меча, разложенных на полу таким образом, что один меч острием клинка смотрел на север, другой — на юг, третий — на восток, четвертый — на запад.

Неожиданно откуда-то налетел ветер, загудел под потолком. Холодное пламя лампы взметнулось.

Руки Королевы-Ведьмы скользили по воздуху, словно падающие листья. С ее сухих губ срывались слова заклятия:

— Pater omnipotiens, sanetum Angelum, tuum de Infemio![3]

Свет лампы потускнел, а потом она вспыхнула с новой силой. На том месте, где сходились рукояти четырех мечей, появился ангел Люцифер. Тело его казалось тускло-золотистым, лицо скрывала тень, за спиной сверкали расправленные золотые крылья.

— Ты позвала меня, и я знаю твое желание. Нехорошее желание… Обращаясь ко мне, ты причиняешь мне боль.

— Тебе ли говорить о боли, Владыка Люцифер! Ведь ты испытал самую страшную боль. Боль, которая гораздо сильнее, чем от гвоздей, пробивших руки и ноги; чем от тернового венца и от нещадно палящего солнца…

Я все ведаю о тебе и сожалею о твоих мучениях, сын Бога, брат истинного Сына.

— Ты разжалобила меня. Я выполню то, о чем ты просишь.

И Люцифер (некоторые называют его Сатаной, хотя некогда он был левой рукой Бога) призвал молнию с неба.

Молния поразила Королеву-Ведьму. Она попала Королеве в грудь. Женщина упала. И тогда падший ангел открыл глаза. Взгляд его был ужасен. Но в нем таилось понимание… И тут со звоном разлетелись на куски клинки мечей.

Люцифер исчез. Королева-Ведьма поднялась с пола. Но из прежней красавицы она превратилась в высохшую, скрюченную старуху.

СЮДА, В САМОЕ сердце дремучего леса, даже в полдень не заглядывало солнце. Цветы здесь были бесцветными. Под малахитово-черным покровом, в зеленом сумраке, порхали бабочки-альбиносы и мотыльки. Стволы мрачных деревьев были гладкими, как стебли водорослей. Днем тут кружили летучие мыши и птицы, которые давно уже считали себя кем-то вроде нетопырей.

Усыпальница, заросшая мхом, уже давно была пуста. Семь ужасных тварей, в которых превратились семь старых кривых деревьев, растоптали останки того, кого когда-то захоронили здесь. Издали эти твари до сих пор напоминали карликовые деревья. Однако они могли двигаться. Иногда среди мха, покрывавшего их стволы, мелькало нечто похожее на глаз или зуб. В тени усыпальницы, расчесывая волосы, сидела Бианка.

Вдруг незваный гость появился в лесной полутьме.

Семь оживших