«Многие из его учеников из отдалённых частей света, — пишет сестра Ниведитта, — собрались вокруг Свами. И по тому, как он выглядел, наверное, не было такого, кто бы не понимал, как скоро наступит конец».

Всё больше и больше Свами видел себя свободным от обязанностей, передавая работу в другие руки. «Как часто, — говорил он, — человек мешает развитию своих учеников, оставаясь постоянно с ними! Когда ученики уже натренированы, существенно, чтобы их лидер покинул их, потому что без его отсутствия они не смогут развиваться самостоятельно. Растения всегда остаются маленькими под большим деревом».

Его близкие и дорогие — все думали, что он непременно проживёт ещё три-четыре года. Всё чаще он отказывался высказывать своё мнение по ежедневным вопросам: «Я уже в пути». В другом случае он сказал: «Вы правы, но я не могу больше входить в эти дела. Я погружаюсь в Смерть».

15 мая 1902 года он написал мисс Мак-Леон, может быть, в последний раз: «Великая идея Тишины приходит ко мне. Я возвращаюсь к лучшему, нет больше работы для меня в этом мире. Если возможно, я обращусь к моему началу. Все благословения да пребудут с тобой, Джой, ты была добрым ангелом для меня».

Но трудно было для него оставить то, что было ему дороже жизни, — работу. В последнее воскресенье перед концом он сказал одному из своих учеников: «Ты знаешь, что работа всегда была моим слабым пунктом. Когда я думаю, что это должно кончиться, я испытываю чувство незавершённости». Он легко отходил от слабости и привязанности, но работа ещё оставалась властным и могучим двигателем внутри него. Шри Рамакришна и Божественная Мать занимали его сознание. Он действовал так, словно он был ребёнком Матери или мальчиком, играющим у ног Шри Рамакришны в Дакшинешваре. Он говорил: «Я погрузился в великий Тамас и медитацию и привёл себя в готовность умереть». Его ученики и духовные братья страдали, видя его созерцательное состояние. Они вспоминали слова Шри Рамакришны, что Нарен, после того как его миссия будет завершена, испытает полноту Самадхи и откажется жить в своём физическом теле, если он поймёт, кто он есть. Брат монах спросил его однажды недвусмысленно: «Ты знаешь теперь, кто ты?» Ответ был неожиданный: «Да, я знаю теперь», — и молчание воцарилось среди всех присутствующих. Ни одного вопроса не было больше задано. Все вспомнили историю с Нирвикальпа-самадхи у Нарена в юности и как, когда он вышел из него, Шри Рамакришна сказал: «Ну вот, Мать показала тебе всё. Но реализация, как драгоценная жемчужина в шкатулке, будет закрыта от тебя. Я буду хранить ключ у себя. Только после того как ты до конца исполнишь свою миссию на земле, шкатулка будет открыта и ты узнаешь всё, что тебе надлежит знать». Они также вспомнили, что после посещения Амарнатха летом 1898 года он получил благословение Шивы — что он не умрёт до тех пор, пока сам не сделает это. Он смотрел в лицо смерти без страха от её близости. Однажды, за неделю до смерти, он попросил принести ему Бенгальский Альманах. Он внимательно просмотрел его. Когда пришло время, братья монахи вспомнили, что Рамакришна тоже перед смертью консультировал Альманах. За три дня до Махасамадхи Вивекананда показал место в монастырском саду, где он хотел бы, чтобы тело его было предано сожжению.

В среду Свами как бы окреп, выполняя ортодоксальные правила: это был одиннадцатый день луны. Сестра Ниведитта приехала в монастырь, чтобы решить с ним несколько вопросов, касающихся её школы, но это его уже не интересовало, и он поручил это другому Свами. Он настоял, однако, на том, что сам приготовил и кормил Ниведитту завтраком. Вот её слова: «Каждое блюдо, которое было предложено, — овощи, запечённые фрукты, варёный картофель, рис и свежее молоко — сопровождалось весёлыми моментами, и когда наконец завтрак закончился, он сам полил мне воду на руки и вымыл их с мылом. "Это я должна сделать для тебя, Свамиджи, а не ты для меня!" — естественно запротестовала я. Но его ответ заставил затрепетать: "Иисус вымыл ноги своим ученикам". Все были в шоке от его ответа. "Но это было перед концом", — готовы были прошептать губы, но слова замерли в сердце. Это так и было. Для него тоже конец наступил*. Не было ничего печального или особенного в этих последних днях. Его старались не утомлять. Разговоры были полны Света. Обитатели монастыря никогда не чувствовали так сильно, как теперь, что они находятся перед лицом совершенного Света, но никто не был готов принять конец так скоро. Всю пятницу 4 июля он казался таким сильным и здоровым, каким он был в прежние далёкие годы.

В эту пятницу он встал очень рано. Уйдя в Храм один, он закрыл окна и запер двери, изменив обычным своим привычкам, и медитировал три часа. Спускаясь по лестнице Храма, он пел прекрасную песнь о Кали:

Что, действительно моя Мать — чёрная?

Она только видится таковой, Свет лотоса Сердца — Она.

Люди называют Её чёрной, но я не верю, что Она такая.

Она — то белая, то красная, то синяя, то появляется как золото Она.

«Об этом я размышлял всю свою жизнь, я твёрдо знаю, кто Она, Она — Пуруша и Пракрити, а иногда Она кажется нереальной… Медитируя на всех этих вещах, бедный разум опрокидывается…»

Потом он прошептал: «Если будет другой Вивекананда, он поймёт, что этот Вивекананда сделал!» И ещё — «как много Вивекананд родится со временем!»

Он выразил желание совершить богослужение Матери Кали в Матхе в ближайшие дни и попросил двух учеников приготовить всё необходимое для церемонии. Потом он попросил ученика Сарадананду прочитать фрагмент из Аюрведы с комментариями очень известного исследователя. Свами сказал, что он не согласен с комментариями и предложил ученику дать новую интерпретацию ведическим текстам. Он разделил трапезу с братьями Матха, хотя обычно ел один в своей комнате из-за болезни. Сразу после этого, полный жизни и юмора, он преподал урок брахмачарьям — три часа санскритской грамматики. После полудня он предпринял прогулку около двух миль со Свами Преманандой и обсуждал с ним план организации колледжа для изучения Вед в монастыре. «Для чего здесь изучать Веды?» — спросил Свами Премананда. «Это поможет избежать предрассудков», — ответил он. Вернувшись, Свами с великой нежностью благословил всех членов Матха. Потом он долго говорил