Шрифт:
Закладка:
Подними там флаг Веданты. С этого времени постарайся разрушить в себе даже память об Индии! Прежде всего иди в жизнь, а Мать позаботится об остальном».
Вивекананда посетил Детройт, где оставался неделю, и 20 июля отплыл в Париж. Нужно сказать, что вторая поездка на Запад стоила Свами Вивекананде невероятного напряжения всех его сил. В декабре 1899 года он писал Маргарет: «Есть люди, которые избирают этот путь — любить до невыносимого страдания. Я не могу любить, не разбивая своего сердца, таким я рождён. Я знаю таких. Есть люди, которых даже самое величайшее счастье заставляет страдать, — мы ведь знаем это, не правда ли?»
Начались первые срывы и разочарования. В Лос-Анджелесе Вивекананду настигло известие о тяжёлой болезни его духовного брата Нараньяна, которое он очень тяжело пережил. Один из его лондонских учеников, мистер Старди, покинул его, так как до него дошли слухи, что Учитель не ведёт на Западе жизнь аскета, держит всё время при себе Маргарет Нобль. Генриетта Мюллер отошла от Вивекананды по причине его слабости и болезни. Она не могла никак совместить слабость, которая в этот период объяла Вивекананду, с его бывшей властностью.
Но дело было уже сделано — миссия выполнена, и Свами Вивекананда пишет 17 января 1900 года миссис Болл, что он мечтает поселиться на берегу Ганга и провести остаток жизни со своей матерью: «Она столько страдала из-за меня. Я должен попытаться сделать её последние дни покойными и счастливыми для неё. Знаете ли вы, что великий Шанкарачарья сделал именно так. Он вернулся к матери в последние дни её жизни. Я поддерживаю это. Я хотел бы сделать то же самое». В том же письме он пишет: «Я теперь только ребёнок и больше ничего, и больше ничего… Какую работу я могу теперь делать? Свою власть я уже передал другим. Я вижу это. Я не могу больше говорить ни о каких платформах… Не говорите об этом никому, не говорите даже Джой. Я рад. Я хочу отдыха. Нет, не то чтобы я устал, но грядущая стадия жизни будет чудесное прикосновение, без слов, как у Рамакришны. И власть, и слово переданы мною моим мальчикам, мальчикам и Марго».
7 апреля 1900 года он писал: «Моё судно прибывает в свою гавань. Слава, слава Матери! У меня уже нет никаких желаний, никакой амбиции; благословлённый Матерью, я только слуга Рамакришны, я только Его эхо… Ничего больше, ничего больше…»
12 апреля он писал: «Моя работа закончена. Я заплатил за неё своим здоровьем. Я рад. Мой разум просветлел, когда здоровье совсем оставило меня. Покой и тишина окутывают меня, их я не знал в жизни. Я знаю теперь слишком хорошо, что значит быть привязанным и что значит не быть привязанным. Я начинаю ощущать, что значит власть Высшего Я. Мать сделала свою работу через меня. Я уже больше не знаю, что такое страдание. Ведь монах такого типа, как я, умирал в жизни тысячу раз в одну минуту. Слава Матери! Для меня жизнь была осуществлением Её задания. Всё приходит к концу… Я счастлив в мире с собой, и наконец более чем когда-либо я саньязин, которым, впрочем, оставался всю свою жизнь. Любовь во мне разгорается с каждым днём, она уже не удерживается в оболочке, она рвётся к Матери… Воспоминание о долгих ночах бодрствования с Рамакришной под большим баньяном в Дакшинешваре… молниеносное перенесение сознания… моё пробуждение, однажды подаренное Им мне… А работа? Что — работа? Какая работа? Я свободен, я ребёнок Матери. Она работает, Она играет. Что могу я планировать? Почему я должен строить планы? Всё происходит так, как Она хочет… Она работает, Она играет без учёта моих планов. Я — Её орудие, я — Её поклонник, я — Её работник…»
25 марта 1900 года он писал Мэри Хэлл, которую называл «нежнейшей нотой в моей суровой жизни»: «Я преодолел страдания, приняв их в своё сердце. Я счастлив теперь, я не то чтобы стал оптимистом, но я уже оставил все страдания за собой. Я на земле Грёзы, жизнь наша — Грёза, нет ни радости, ни печали — есть великая Грёза. Моё прошлогоднее путешествие в долину Смерти довершило дело. Теперь я переполнен миром и молчанием. Я начинаю видеть вещи такими, какие они есть. Я начинаю заучивать урок. Есть один великий урок — его следует заучить. Всё вокруг — Он, и не нужно спрашивать, не нужно терзать себя — всё Он. Великий урок, который я выучил, заключается в том, что я свободен. Я — свободен, свободен навсегда. Это Ведантизм. Я так долго занимался теорией, но теперь — о радость! Мэри, моя дорогая сестра, я свободен, я это чувствую с каждым днём всё острее и острее. Да, я свободен. Одинок, одинок. Я один, без другого».
Часть 7
Глаза Вивекананды уже видели свет иного мира, его Истинного Отечества. 18 апреля 1900 года он пишет своей всегда лояльной Радости — Джой: «Битва закончена. Я готов. Шива, о Шива, перейдём на другой берег! После всего, дорогая Джой, я всего только мальчик, в изумлении и с обожанием внимающий словам моего Учителя Рамакришны под баньяновым деревом в Дакшинешваре. И я снова слышу Его голос, знакомый старый голос, заставляющий содрогаться мою душу. Оковы разорваны. Любовь освобождена, работа закончена. Чары остались за пределами жизни. Теперь — только голос Учителя, Его зов — я иду, Господь мой, я иду. Пусть смерть будет попрана Смертью. Я иду, Возлюбленный мой, я иду! Да, я иду, Нирвана предо мною. Порой я слышу шум Океана, Океана Мира, Океана Милосердия! Я счастлив, что родился, счастлив, что так сильно страдал, счастлив навсегда, без того чтоб когда-нибудь возвратиться. Путеводитель, Гуру, Предводитель, Учитель прошёл вперёд. Мальчик, студент, слуга — идёт по его стопам. Я не могу больше участвовать в общественной жизни. Я не могу больше поднимать свой голос. Кто я, Джой, чтобы делать это? Я слишком долго вёл работу в мире. Вы знаете это. Тысячу раз спасибо вам и мисс Болл за всё, что вы сделали для меня в прошлом. Да благословит вас Господь.
В работе моей была амбиция, в любви моей был эгоизм,