– Кто-то идет, – встрепенулся дозорный. Адмирал сощурил гноящиеся глаза. По мере приближения серой тени лицо старика вытягивалось, превращаясь в застывшую маску ужаса. Некто в бесцветном балахоне мерил широкими шагами раскаленный песок. Его будто не терзало отравленное солнце: шел он прямо и уверенно, но силуэт колебался, как мираж.

– Съедим его? – предложил один из эльфов.

– Точно. Мясо – это мясо. Любое мясо годится, лишь бы утоляло голод, – согласился второй, натягивая тетиву лука.

– Стойте! Стойте! – кинулся вперед старый адмирал, беспокойно размахивая руками.

Рехи проникался его трепетом, он уже догадывался, кто незваным гостем пришел из-за барханов. Странник остановился, опуская пониже капюшон. Скрывал ли он лицо от солнца или не желал являть миру свой истинный облик? Вокруг него – и это увидел только Рехи – колыхался мутный шлейф, напоминавший корону из сломанных обугленных ветвей. Так выглядели мертвые линии ненависти. Именно они искажали очертания, в них меркло сияние светила. От них исходил запах мертвечины, душивший на невыносимой жаре.

– Кто такой? – небрежно спросили караульные у края лагеря и немедленно потянулись к мечам.

– Тот, кто рушит ваш мир, – глухо раздалось из-под капюшона.

Рехи хотел бы предостеречь собратьев, но черные линии оплели его так же плотно, как в темнице Саата. Призрак застревал в воздухе, цепляясь за режущий глаза песок. Сон напоминал бесконечный кошмар, Рехи задыхался. Все желало вытеснить его обратно в мир живых, но он упрямо оставался, потому что именно теперь достиг точки, где сходились прошлое и настоящее. Именно теперь лиловый жрец повстречал старого адмирала, затерянного в пустыне с беглыми эльфами-отшельниками, потомки которых превратились в разбойников. Всех исковеркал голод отчаяния. И предавший долг Страж Мира стал его зловонным средоточием.

– Отойдите, – протестовал перепуганный старик, выступая вперед. Глаза его безумно горели, рубище реяло по ветру, как порванное знамя. Он выступил вперед, готовый погибнуть первым.

– А, безумный адмирал! Какая встреча, – рассмеялся лиловый жрец, и Рехи заметил под капюшоном колыхание жвал. Из длинного рукава показалась угрожающе щелкнувшая клешня. Злые игры жреца с черными линиями не прошли для него даром.

– Это все… твоих рук дело? – содрогнулся от отвращения старый адмирал, обводя рукой пустыню вокруг.

– Нет, – прошипел Разрушитель, но молниеносно кинулся вперед. – Это все Двенадцатый и Митрий. Твое видение от Тринадцатого было верным. Только скажи, что оно изменило? Если бы ты не сбежал, возможно, к нам пришла бы подмога от эльфийских королей. Но что сделал ты? – жвала щелкнули возле лица адмирала. – Струсил! Прикинулся умалишенным! Думал, так избежишь проклятья? Как и все, кого ты увел на пустоши?

– Мы не прокляты. Не больше, чем весь остальной мир, – с печальной гордостью провозгласил адмирал, отступая на несколько шагов. Жрец-разрушитель надвигался и нависал, его окружали недоумевающие эльфы с оружием наголо. Они не понимали, насколько опасно это существо, скрытое бесцветным грязным балахоном.

– Стойте! Стойте! – умолял адмирал, заламывая руки. – Мы должны бежать…

– От самих себя не убежите! – прорычал монстр. Капюшон спал с него, обнажая лысый череп, покрытый хитиновой чешуей. Часть эльфов по настоянию предводителя кинулась прочь через пески, забывая о союзниках и роняя оружие. Другие же с боевым кличем прыгнули вперед, стремясь насадить чудовище на копья:

– Съедим его!

– Скормим ящерам!

Упрямство отличало племя Рехи. В начале пути он бы и сам без раздумий набросился с костяным клинком на опаснейшее существо, способное противостоять лже-богу.

«Значит, и жрец, и Двенадцатый – зло и тьма. Нет ни в ком добра, старый мой адмирал. И скрижали твои стерла пустыня. Я их уже не читал, потому что не знаю грамоты. Не боги нас в пропасть несут, себя убиваем мы сами», – вспоминал Рехи, созерцая предрешенный исход короткой битвы. Отважные дикари ринулись с мечами и копьями, засвистели тетивы луков. Но корона гнилых линий отражала атаки, разрастаясь гибельными корнями болезненно знакомого кокона.

– Проклятое племя, не пришедшее на помощь! Из-за вас погибла Мирра! Проклятые жадные кровопийцы! Точно! Кровопийцы! Вот вы кто! Я всех вас уничтожу! – вскричал разъяренный Страж Мира и привычным движением вцепился в линии, разрывая и перепутывая их.

Воздух завибрировал, тонкие незримые веревки напряглись и затрепетали рвущимися жилами. Сияющая кровь мироздания хлынула из свежих ран. И в образовавшуюся пустоту вплелась тьма. Рехи видел, как черные веревки послушно скручивались хлыстами, внимая воле падшего жреца.

Нападавшие с воплями разлетались пеплом, их тела сжигали покрасневшие от пролитой крови линии, впитывая нектар разрушений и осмысливая страшное желание обезумевшего лилового жреца. Он поклялся уничтожить всех эльфов, вытравить их, как опасных паразитов.

Рехи наблюдал, как на разных концах мира уцелевшие собратья падают один за другим, точно подкошенные новым моровым поветрием. Они корчились и бились от жара, выжигавшего изнутри. Кровавые линии выпивали из них жизнь, забирали тепло.

Мир с затменьем в умах – главный вампир. Его линии проникали в сердца, оплетали разум ложными мыслями. Черные линии велели воевать двадцать лет без причин, теперь они по воле падшего жреца губили всех эльфов. Разрушитель наслаждался местью, отнимая жизнь у ненавистного ему народа, не замечая, в какого монстра превратился сам. Великий хлад поселился в жилах эльфов. Слишком знакомый хлад, который недавно пронизывал ледяными иглами сердце Рехи возле черного камня.

«Да мы ведь у того же обелиска! – поразился Рехи, замечая сквозь пелену скалу с рисунками. – Как будто центр пустоши. И души так уходят в камни. И в камни обращаются миры».

Рехи умирал вместе с эльфами прошлого. Звуковые волны накатывали бесшумным черным ураганом, накрывая сознание. Оно меркло во сне, точно умирало ядро в двойной скорлупе. Рехи сжался на песке, единый в общем горе с раздавленными собратьями. Беспомощный и иссушенный, как маленький сцинк. Слюна во рту загустела, в ней поселился горький привкус яда. Десны болели от режущихся клыков. Привычно, но не для прошлых эльфов. Они стенали и еще тянулись к оружию, но слабость вплавлялась в руки.

– Нет! – внезапно закричал старый адмирал, поднимая себя последним усилием воли. Он страдал не меньше остальных, не легче других вливался ему в уши раскаленный свинец тишины, скорбь опустошенных светлых линий. Но он встал, поднялся и застыл, сжимая лишь горький ветер в ободранных разбитых кулаках.

Монстр с клекотом подскочил к нему и поднял в воздух за шею, смыкая на ней длинную клешню. Адмирал вздрогнул и изогнулся. Он задыхался, глаза его закатывались, язык вывалился изо рта, как у дохлого ящера. Последний порыв исторг из него сохранившиеся остатки сил.

– Нет? Нет?! Из-за твоего побега нам не пришли на помощь короли