Я покинул комнату с тяжёлым сердцем, поскольку Ханна напомнила мне о том, что уже успел выкинуть из головы. Даже если куплю ей дом в столице, она увянет со скуки. В усадьбе Шаликовых хазарочке намного удобнее жить, хоть и там имеются определённые ограничения. Но тогда придётся видеться лишь несколько раз в год, что тоже не дело. Сожалею ли о содеянном? Нет, всё делал правильно, но иногда обстоятельства оказываются сильнее, чтобы не предпринимал. Выдуманной теорией позитивного мышления не страдаю, но и отчаиваться не собираюсь.

Мысли оказались в тупике, и я решил переключиться на думы о тёте Эйлиш. Маман явно была не рада новости об её прибытии. Да и я тоже удивлён. Зачем она сюда едет? Каким именно путём добирается и когда прибудет? Я не спросил у императрицы, а та не стала вдаваться в подробности. Она явно не симпатизирует сестре, что ставит ещё больше вопросов, поскольку Елена Седьмая всегда мне казалась рассудительной. Впрочем, детские травмы могут ой как долго не заживать.

Так, пока мне известно о родственнице непростительно мало, но одна важная деталь очевидна — она, как и я, выделяется своей любовью к наукам. Правда, только со слов императрицы. На деле же «наукой» может оказаться та же алхимия в её примитивном понимании или, что ещё хуже — нечто вроде герметизма. Если первое ещё можно как-то приспособить для пользы дела, преобразовав в подобие химии, то эзотерические науки, намертво вбитые в фанатичную голову, и огнём не вывести. Джордано Бруно не даст соврать!

Остаётся лишь дожидаться родственницу. Интересно, какой дорогой она сюда добирается? Вряд ли по Дону, поскольку он по большей части ещё скован льдом. По северному водному пути — тем более невозможно. Ладно, эти рассуждения пользу не принесут.

Пошёл будить лакеев. Те, скорее всего, ночью где-то шастали, так что пришлось лоботрясов пинками понимать. Они заохали и вскочили, выпучив глаза.

— И чего это мы стоим? Не знаем, что делать? — рявкнул я на остолопов, и те бросились меня одевать.

«Пороть! Только пороть!» — пришла неожиданная мысль, после очередного нечаянного укола моего тела какой-то булавкой. — «Я слишком добр для этого мира, вот и пользуются все, кому не лень».

— Второй завтрак велю подавать в одиннадцать часов, а вот обед назначаю на два часа дня. И ничего из жирного не должно быть! — я для острастки погрозил Римме пальцем. — Ещё не хватало мне с тяжёлым желудком на балу себя дурно почувствовать. Уяснили?

Лакеи с готовностью закивали головами, надеясь, что я уйду, а они завалятся досыпать.

— Ты, — ткнул я в Карпа, — прямо сейчас отправляйся чистить моего коня. А ты, — сказал я второму слуге, — ещё раз осмотри мой парадный мундир. Если увижу хоть одну пылинку, то прикажу пороть тебя на конюшне. Расслабились вы у меня за последнее время!

Ну, страху навёл, теперь можно и прогуляться до казармы, а то и лейб-гвардии, как погляжу, тоже сладко живётся.

Понятно, что к гвардейцам я без причины не придирался, то осмотр произвёл, на что ушло всё утро. Позавтракал, и снова посетил Шаликовых. Хотел поговорить с Ханной, но сразу наткнулся на бодрого князя, и пришлось более получаса выслушивать его восторженные отзывы о ляхской коннице. Ничего нового для себя не подчеркнул и уже собирался откланяться, но Пётр Ипполитович попытался взять меня в оборот и почти открытым текстом говорил, что надо и в этот раз одного или двух коней опять прихватизировать. Еле отбился и ускользнул к Ханне, теша себя надеждой, что смогу пригласить девушку на обед.

— Прости, Юлий, но нет, — неожиданно отказала мне племянница кахана. — Мы сегодня пообедаем рано и легко, а потом будем к балу наряжаться. Так что внимания тебе никак не получится уделить.

Я немного опечалился и уже хотел уходить, но хазарочка меня так легонько попридержала и с каким-то ожиданием посмотрела.

— Что? — не понял я намёк. — Говори прямо.

— Ты уже кому-то обещал первый танец?

— Нет, — мысленно хлопнул себя по лбу. — Он предназначен тебе.

— Пусть первый танец достанется Нике, — Ханна слегка улыбнулась. — Если выйдешь со мной, то это привлечёт ненужное внимание. А вот второй уж точно будет моим.

— Ты хорошо придумала, — похвалил я девушку и поцеловал в щёку. — Мне бы подобное в голову не пришло.

Ханна, продолжая улыбаться, взглянула на стоящую у окна Нику, и слегка подтолкнула меня к двери:

— Иди, Юлий, у нас много дел.

Я и пошёл, радуясь, что родился мужчиной и могу не менее двух часов в день потратить на более важные дела, вместо стандартных женских дум типа «Что надеть?» и «Какую пудру выбрать?».

— Пришли, — безэмоционально констатировала Елена Седьмая, увидев меня. — Не опоздали. Хорошо. Посидите, принц, вон там, ещё есть время до начала бала.

— Я вот подумал насчёт наград, — начал было я рассказывать о недавней мысли.

— Решили себе орден придумать? — почти съязвила императрица.

— Нет, не себе, — сделал вид, что не понял прозрачного намёка. — Не себе, а женщинам.

— Вот как? — искренне удивилась собеседница. — Каким и за что?

— Подумал об учреждении серебряной медали «Женская слава». Той, что с бантом, будут награждаться вдовы офицеров и матери, чьи двое сыновей погибли на полях сражений. Просто серебряную медаль получат женщины, работавшие в лазаретах или делавшие большие денежные пожертвования для воинов.

— Удивили, сын наш, удивили! — посмотрела на меня Елена Седьмая, а затем повернула голову к фрейлинам. — Подобного нет нигде в Европе. Надо подумать.

Наступила тишина, которую все присутствующие не желали нарушить.

— Хорошо, — тряхнула причёской императрица. — Пусть так будет. Вот только серебро…

— Серебро для медали может быть не слишком высокой пробы, — поспешил пояснить я. — Важен сам факт награждения.

— Мы объявим об этом в сегодняшней речи на открытии торжества, — с неким облегчением произнесла Елена Седьмая. — Вы же, принц, подготовите как можно скорее образцы для ознакомления. Идёмте, нас ждут подданные и гости!