Быстро нагнав девок, Чернобог завернул за угол усадьбы и, пройдя тайным ходом, вышел на тропу, ведущую к капищу. Девки молча шагали вслед за ним.

– Тетушка Хотобуда, ты что, не узнаешь меня? Это ж я, Радослава, дочка твоя приемная. – Со слезами на глазах девчонка упала на колени перед старухой. Остриженные волосы ее смешно топорщились, да и вообще, одетая в мужское платье Радослава больше напоминала сейчас красивого отрока, нежели молодую деву.

– Чур меня, чур! – испуганно замахала руками старушка. – Ты ж на том свете! Невеста Рода!

– Не на том, а на этом, – засмеялась девушка.

Хотобуда ахнула:

– Неужто обратно выгнали? Аль не понравилась чем Роду, не угодила?

– Да я там и не была. – Радослава обняла приемную мать. – Сбежали мы от волхвов с Твором. Он-то близ князя Вещего ошивается, да вот и сюда зайти должен. Ага! Слышишь, шаги? Твор!

Вошедший в хижину Хотобуды отрок низехонько поклонился.

– Рад, что во здравии ты, матушка. Ну, да некогда мне тут с вами. Староста Доброгаст велел обежать всех, созвать к хоромам на площадь. Так я побегу.

– Беги, беги, брате, – кивнула Радослава и, снова вспомнив об Ардагасте, залилась слезами.

Твор того не видал, убежал, только пятки сверкнули. Не большое было селище, но и не маленькое – не скоро обежишь, а ведь побыстрей велено. Нескольких отроков Доброгаст по деревням послал – покуда те притопают, уж и стемнеет. Впрочем, пришлый князь никуда не торопился, ждал в хоромах у старосты. Сам-то Доброгаст словно бы стал моложе, выпрямился и, не видя нигде главного своего конкурента во власти – волхва Чернобога, самолично отдавал приказания селянам. Слушались его беспрекословно, не бежали за советом к волхвам, век бы их не видеть. Так ведь не только Чернобога, а и других волхвов не было! Верные люди донесли – в леса Чернобог подался, не иначе как к дружку своему, волхву Лютонегу. Вот бы и сгинул в лесищах, волку бы в зубы попался иль проснувшемуся медведю в объятия. Может, и сгинет? Но и так киевский князь, самому ромейскому императору и хазарскому кагану ровня, разговаривал с Доброгастом уважительно, только с ним и советовался о будущем рода, словно и не было никаких волхвов. Нравилось такое старосте и сыну его, Витогосту, тоже.

Народ постепенно собирался перед хоромами. Молодые парни, закаленные в боях и охотах мужи, убеленные сединами старцы. Пришли охотничьи ватаги с ближнего леса, на санях-волокушах приехали из лесных деревень смерды, даже посланцы из рода куницы и те явились, вражины! Собрались все, переговаривались меж собою, ждали.

– Ну, вот теперь пора, княже, – посмотрев в затянутое бычьим пузырем оконце, кивнул Доброгаст. – Собрался народец, вот и потолкуем.

– Потолкуем, – поднимаясь с лавки, улыбнулся князь. Вышел на крыльцо вслед за старостой – молодой, синеглазый, веселый, – поклонился уважительно на три стороны, воскликнул:

– Здравы будьте, люди!

– Здрав будь и ты, князь, – откликнулись в толпе. – Почто пожаловал?

Хельги приосанился.

– Слыхал я, дань хазарам платите?

– Платим, господине, куда деваться?

– А не платите. Ужо я им хвосты прищемлю.

– Скажешь, теперь тебе платить придется?

– Угадал, друже. Только не так, как хазарам, а на треть меньше. И дружина моя вас, при нужде, всегда защищать будет. Потому говорю – идите все под мою руку.

– А куниц тоже звать будешь?

– И куниц, и медведей, и вас, бобров, не забуду, и весь народ радимичский, и дреговичей, и полочан, и вятичей. Единые у нас законы будут, и сильные слабых обижать не посмеют.

– Гладко стелешь, князь!

– Гладко? – Вещий князь повысил голос: – А вы спросите у полян, у древлян, северян, словен ильмерьских, что проживают у озера Ильмерь – многие его Ильменем неправильно зовут, спросите, плохо ли им живется всем вместе, с едиными законами, с единым разумным правлением, с защитою? Думаю, ни один не скажет, что плохо. Вот и вам надо бы так же!

– А если не пойдем?

Хельги усмехнулся:

– Скажу прямо – вы мою дружину видели. И это только малая часть, крупица.

– Значит, у нас выбор – тебе платить дань аль хазарам. А вдруг хазары посильнее окажутся?

– Не окажутся. – Князь надменно оперся на меч. – Клянусь Родом, Перуном, Даждьбогом. Отпета песня хазар, теперь мой голос слышен. Обещаю вам подмогу, защиту и правду.

– А дань? Говоришь, и впрямь меньше платить придется?

– Дань установлю разумную, как и сказал, на треть меньше. И строгую – повышать ее не буду. Будете знать, сколько должны, остальное все ваше. И ежели в Киеве, или в Ладоге, или в ином каком городе торговать вздумаете – найдете и там мою защиту и правду!

– И куницы найдут?

– А вот об этом скажу. – Хельги вытер выступивший на лбу пот. – Знайте, между собой вы теперь воевать не будете, за тем мои люди будут строго следить, и если проведаю что, уж не взыщите.

– А как же нам с куницами споры решать? – все не унимался кто-то.

– По закону, по правде, что для всех одна, – откликнулся князь. – А за убитых заплатите друг другу виру. Ну, решайтесь же! Или со мной, чтобы жить без злобы, междоусобиц и зависти, или под хазарами, которые, если захотят, живо дань увеличат. Думайте, решайте, это ваше право.

Еще раз поклонившись собравшимся, Хельги повернулся и ушел обратно в хоромы старосты Доброгаста. Слышал, как шумел на площади народ, как стучали мечами о щиты, кричали, даже, похоже, дрались. Нервно поглаживая бородку, князь плеснул в кубок браги и единым махом выпил. Подумалось вдруг – может, и в самом деле зря явился сюда с малой дружиной? Подождал бы до лета, собрал флот, а уж потом…

В горницу вдруг ворвался Доброгаст, радостный, возбужденный, с растрепанной седой бородой.

– Решились, князь, – с порога сообщил он. – Большинство сказало «ну их, хазар», идем под твою руку!

Хельги облегченно расправил плечи, чисто физически ощущая, как свалился с них большой, почти неподъемный груз. Снова вышел к народу, поклонился, не скрывая радости. Собравшиеся грянули клич, четверо выбегавших из толпы воинов, средь которых сын старосты Витогост, посадили князя на щит, подняли на перекрещенных копьях и понесли так, громко выражая свое одобрение.

«Ну, наконец-то, – расслабленно улыбаясь, думал Хельги. – Вот и кончилось все, вот и славно».

В кричащей толпе, правда, вполне мог оказаться и меткий охотник с луком и стрелами, не очень-то довольный решением веча, ну, да на такой случай