из измельченной бумаги, разбитые яичные скорлупы раздавлены их переливающимися телами. Каждый из них был разного цвета; один жемчужно-коралловый, другой серебристо-белый, третий сверкающий бледно-зеленый и последний переливчатый небесно-голубой.

— Я думал, они вымерли, — выдохнул Орион позади меня, но я не могла оторвать взгляда от маленьких существ, которые моргали на нас с Дарси, как будто мы были там, где начинался и заканчивался их мир.

— Кто они такие? — пробормотала я.

— Сейер-драконы, — приглушенным голосом ответила Джеральдин. — Теперь они подчиняются вам двоим, навсегда верны вашей воле, навсегда верны вашим желаниям.

— Их четверо, — недоверчиво выдохнул Орион, и, судя по благоговейному молчанию остальных, я была готова поспорить, что это было нечто большее, чем просто получить в коробке четырех ящериц в качестве домашних питомцев.

— Они не очень похожи на тех драконов, которых я знаю, — заметила я, хотя могла видеть крылья, плотно прижатые к телам рептилий, и, словно отвечая на мой вопрос, коралловая ящерица широко раскрыла свои, чтобы я могла видеть, мембрану настолько тонкую и прозрачную, хотя легкий оранжевый цвет был едва виден на ней.

— Они уже подчинились вашей воле, — с энтузиазмом воскликнула Джеральдин.

— Но что это значит? — спросила Дарси.

— Их преданность гарантирована, и они вырастут в самых верных и отзывчивых товарищей. Они будут сражаться и умирать за вас если потребуется, их связь не более и не менее проста, чем любовь.

Бледно-голубая ящерица выпрыгнула из коробки, и я инстинктивно потянулась, позволив ей приземлиться на мою руку, где она быстро свернулась в клубочек и заснула.

— Что-то такое маленькое будет сражаться за нас? — спросила я, улыбка на моих губах делала мою признательность им неоспоримой, хотя я не могла понять, как они могут иметь хоть малейшее значение в этой войне.

— Они такие милые, — выдохнула Дарси.

— Они не милые, Блу. Их сила огромна и неизвестна, непредсказуема, — объяснил Орион. — Каждый из них превращается в магию, уникальную для его личности, сила которой поддерживается связь, которую он поддерживает со своими хозяевами.

— Они используют нашу силу? — спросила Дарси, щекоча зеленую ящерицу под подбородком.

— Нет, но есть какая-то связь, которую так же невозможно отрицать, как и точно определить. В Славианскую эпоху они были очень желанными существами. Но как только они привязываются к Фейри, их преданность уже не может быть изменена. Когда Фейри поняли, что они не смогут украсть зверей, их зависть к силе и защите, которую они предлагали своим владельцам, привела к их исчезновению. По крайней мере, я так думал до сих пор, — объяснил Орион.

— Хорошо. Итак, у нас есть четыре детеныша ящерицы, чистые тени и более дружелюбные нимфы, рассматривающие свои варианты, армия справедливо разозленных и мотивированных Фейри, два самых могущественных Фейри в королевстве плюс семь других ниже по силе и вы, Джеральдин, которая, возможно, армия сама по себе. У нас есть Теневой Зверь, растение Нокс, величайший Провидец нашего времени и могущественный ледниковый алмаз. Так почему же у меня до сих пор такое ужасное ощущение, что нас недостаточно, чтобы выиграть эту войну? — спросила я.

— Этого должно быть достаточно, — страстно сказала Дарси. — И я уверена, что этого будет достаточно против Лайонела и Лавинии и их армий…

— Я просто скажу то, что никто другой не говорит, — прервал ее Сет. — Клайдиниус. И полный провал и пустая трата времени, которыми являются Камни Гильдии, без обид, опозоренный профессор, — добавил он Ориону.

— Ты не можешь просто сказать «без обид» и ожидать, что я не обижусь, — прорычал Орион. — И еще избавься от этого чертового прозвища. Я больше не профессор.

— Ну технически, нет. — Сет сочувственно похлопал его по руке и обменялся взглядом с Калебом, который нахмурился, а затем тоже посмотрел на Ориона.

Вампиры обменялись тяжелыми взглядами, но, почти незаметно покачав головой, Орион явно решил не объяснять, что это такое. Я поверила, что у него для этого есть веская причина, затем вздохнула, вернув спящего дракона в ящик, а затем снова села на колени Дариуса. Я задавалась вопросом, была ли какая-нибудь королева до меня столь же небрежно — некоролевской, но мне было плевать на это.

— У меня есть план или, по крайней мере, его начало, — сказала я.

— Тор… — Дарси нахмурилась, глядя на меня, и тоже села. Я обсуждала это с ней, но не подробно, в основном потому, что не разбиралась в деталях и не хотела давать кому-либо ложную надежду.

— Я работаю над этим, но хрен его знает, хватит ли у нас на это времени. В любом случае, сегодня я собираюсь навестить Паромщика. Мне нужно понять цену, которую мы с Дариусом платим за кровопролитие, и я подумывала заключить сделку с…

— Только дурак будет торговаться со смертью, — пробормотал Макс.

— Тогда я, должно быть, дура, потому что последняя сделка, которую я заключила с ним, закончилась тем, что Дариус сидит в этой комнате.

Последовало молчание, и Макс неохотно кивнул.

— Что-нибудь еще, что может нам помочь? — спросила Дарси, переводя взгляд с лица на лицо, ожидая большего, потому что мы все знали, что нам нужно больше, если мы хотим иметь шанс в этой битве.

— Тарикс, — медленно произнес Дариус. — Я не могу поверить, что говорю это, но он дважды позволил мне жить. Он отпустил и близнецов. Он… ищет что-то, возможно, родство или… семью. — Его губы искривились при этих словах, и я знала, что он даже не хотел признаваться в кровных узах, которые связывали его с этим злым созданием, но отрицать то, что он сказал, было невозможно.

— Думаешь, ты сможешь его перетянуть его на нашу сторону? — с интересом спросил Калеб.

— Я думаю, что у него вообще нет настоящей преданности, — поправил Дариус. — Он чувствует некоторый долг перед нашим отцом и Лавинией, потому что именно они создали его, но я не думаю, что они дают ему много причин сохранять эту связь. Я думаю, он хочет выбрать свой собственный путь, и, возможно, его можно будет убедить…

— Нет, — выпалил Сет. — Я слишком долго держал это в себе, танцуя вокруг правды обо всем, что я видел, о демоническом влагалище, о… чертовых головах.

— Все в порядке, — сказал Макс, наклоняясь вперед, чтобы взять руку Сета и предложить ему некоторое облегчение от воспоминаний, но он вскрикнул, поскольку связь ясно показала ему то, свидетелем чего был Сет. Вспышка ужаса и отвращения, которую он почувствовал, была настолько яркой и мощной, что вырвалась из него и столкнулась со всеми нами, показывая нам мгновенное видение Лавинии, сидящей на корточках над чем-то, похожим на гребаное гнездо, и отрубленной головы, балансирующей