мои и вовлекли в долги, так что для существования с семейством я вынужденным нашелся заложить в Опекунский совет принадлежащие покойной жене бриллианты, переделанные из пожалованных мне от монарших щедрот, равно и серебро, а потом перезаложить и полученные на оные билеты.

Проживя на свете семьдесят один год, я с горечью вижу приближение минуты, которая разлучит меня с семейством навсегда. По чувству родительскому, я желал бы оставить моим детям, долженствующим остаться без руководителя и подпоры, дела мои незапутанными, и потому с упованием на доброту сердца Вашего Сиятельства я обращаюсь к Вам с покорнейшей просьбой об исходатайствовании мне у Государя Императора весьма на короткий срок заимообразно из Кабинета четырех тысяч рублей серебром».

Давний начальник оправдал надежды архитектора. Деньги выданы даже без удержания на инвалидов. Однако, перечитывая письмо Росси, неизбежно вспоминаешь судьбу его предшественника, другого великого русского зодчего — Франческо Растрелли, вынужденного на склоне лет заниматься для заработка перепродажей картин.

Император Николай Павлович не любит давать деньги понапрасну, даже в долг. Вскоре после выплаты 4000 рублей Карлу Росси поручено как «члену Комиссии по искусственной части» освидетельствовать строение новой больницы, сооружаемой в память почившей великой княжны Александры Николаевны. А еще через пять месяцев зодчему велено заняться «исправлением Таврического дворца». В помощь ему назначен академик, надворный советник Александр Руска, «которому и находиться при работах до окончания упомянутого исправления дворца».

Дочери Росси счастливы: отец снова возвращается к жизни. Долгие часы проводит в кабинете над чертежами, ездит в Таврический, общается с людьми. Даже стал интересоваться, о чем говорят в городе. А говорят в основном о революции во Франции, где прогнали короля и объявили республику; о восстании в Венгрии, пожелавшей объявить себя самостоятельным государством; о революции в Германии. Но все разговоры в конце концов сходятся только к холере, все же появившейся в Петербурге. Из «Дневника» А. Никитенко за 1848 год: «С первых чисел июня… начала свирепствовать холера и до половины июля погубила до пятнадцати тысяч человек… Она никого не щадила, но особенно много жертв выхватила из среды простого народа. Малейшей неосторожности в пище, малейшей простуды достаточно было, чтобы человека не стало в четыре, пять часов».

К счастью, зима оказалась ранней, и вечные российские спасители — лютые морозы не обошли Петербург своим вниманием. Холера начала отступать…

Накануне нового, 1849 года Babbo Natale, а вернее — Дед Мороз (ведь теперь Карл Росси — российский подданный) принес нежданный сюрприз: император пожелал обновить убранство зрительного зала Александринского театра и увеличить четыре ложи около сцены. Для Карла Ивановича радость: чем больше работы — тем лучше самочувствие и настроение. Правда, в императорском повелении есть и ложка горечи. Существующую в зале голубую обивку следует заменить красной. Николай Павлович желал видеть такую, еще когда завершали строение театра. Росси в ту пору схитрил: сумел доказать, что нет нужной ткани, а если готовить новую, то открытие театра не успеет к сроку. И зал получился изысканно красивым. Перехитрить государя сейчас не удастся. Придется все делать в помпезно яркой гамме…

В музее Академии художеств хранятся два проекта расширения царской ложи у авансцены. Они исполнены с мастерством и совершенством, присущим зодчему в годы его расцвета. Даже не верится, что это последние работы Росси и что созданы они им на семьдесят втором году жизни.

21 февраля архитектор докладывает в Кабинет: «Император повелеть изволил увеличить по утвержденным… рисункам ложи авансцены… с возложением на меня сего проекта, почему покорнейше прошу Ваше Сиятельство приказать командировать в помощь ко мне каменных дел мастера Руско, который будет иметь постоянный надзор за успешным производством работ до окончания оных». Учитывая возраст зодчего, помимо А. Руска привлечен и архитектор А. Кавос. С такими помощниками дело ведется с успехом и поспешанием…

Из «Дневника» А. Никитенко за 1849 год: «Апрель 1. Холера опять усиливается. Заболевает человек по пятидесяти в день и умирает до тридцати… Вдруг наступила оттепель, улицы запружены грязью и кусками колотого льда. Люди дышат отвратительными испарениями, и смертность от заразы относительно усилилась».

Может, оно и к лучшему, что не ведает человек своего конца и потому начинает каждый новый день с хлопот и треволнений, будто у него впереди много, много лет жизни. Старый зодчий очень озабочен: успеет ли он завершить обновление зала к возвращению императора из Москвы…

«Член Комиссии по искусственной части, архитектор Росси, заболевший 5 апреля холерой, на другой день 6 апреля, в 5 часов пополудни помер…»

В этот день император Николай I торжественно празднует в Московском Кремле окончание строительства Большого дворца, возведенного К. Тоном в «русско-византийском» стиле…

9 апреля газета «Северная пчела» сообщает: «6-го числа сего месяца скончался здесь в С.-Петербурге известный архитектор, коллежский советник К. И. Росси, построивший здания в здешней столице, между прочими Михайловский и Елагинский дворцы, Главный штаб, Александринский театр с флигелями по Театральной улице и перестроивший Императорскую Публичную библиотеку».

В этот же день на прошении, поданном в Кабинет, наложена резолюция: «Выдать в пособие на похороны тысячу рублей серебром. Архитектору Кавосу поручить окончание работы по Александринскому театру». И ни слова о соболезновании.

К вечеру того же дня А. Кавос отправил в Кабинет донесение: «Честь имею донести, что работы, производимые… архитектором Росси по Александринскому театру, ныне совершенно закончены». Карл Иванович успел довести свой последний труд до конца…

Слякотным весенним днем архитектора хоронили на Волковом лютеранском кладбище, рядом с женой. Мечтал об общем памятнике и, верно, в году 1846-м нарисовал его — изысканную по силуэту гранитную стелу, и составил себе надпись: «Charles Rossy né le 18 Décembre 1777. Décédée…» — «Карл Росси родился 18 декабря 1777. Умер…» Ни званий, ни должностей, ни профессии. Ведь там все равны. А коли совершил в жизни доброе дело, то люди и так не забудут тебя…

Через девяносто один год, соблюдая табель знаменитости и во имя признания заслуг, прах зодчего перенесли в музей-некрополь Александро-Невской лавры…

Чиновники Кабинета Его Императорского Величества еще долго занимались делами покойного архитектора. Выясняли, когда и сколько получал жалованья, подсчитывали оставшийся долг казне, уточняли, кто состоял последнее время на его иждивении. Выяснили, что Росси не выплатил взятые заимообразно 7258 рублей и 32 копейки. Государь милостиво повелел списать. Капитул российских орденов потребовал возвращения наград. И это было сделано. Наконец определили пенсии трем дочерям до замужества и сыну Николаю до окончания гимназии. Каждому полагалось в год по 428 рублей 64 копейки серебром, то есть — 1497 рублей 52 копейки ассигнациями в год. Выплату пенсии поделили меж собой поровну Кабинет и Департамент уделов. Случилось это 24 мая того же 1849 года.

Имена детей Росси еще долго встречаются в платежных ведомостях Кабинета. Первым перестал получать пособие Николай Карлович. Окончив в 1852 году гимназию, он выбрал, подобно братьям