Шрифт:
Закладка:
Трагедия 14 декабря 1825 года не враз отозвалась в умах и поступках людей. Подавив оппозицию, стремившуюся к реформам, Николай I сам быстро понял их необходимость. Вот почему первые его шаги на государственном поприще разумны и прогрессивны по сравнению с последними годами Александра. Припомним: увольнение «притеснителя всей России» Аракчеева; создание Комитета 6 декабря 1826 года «для пересмотра государственного управления» и подготовки мер постепенной отмены крепостного права; отмена жестокого, как говорили, «чугунного», цензурного устава, выработанного еще при Александре I, и создание нового, либерального. Все эти действия могли посеять надежды во многих острых умах. Не случайно возвращенный из ссылки Пушкин уповает на поступки нового императора и сравнивает его с царем-реформатором Петром I:
Семейным сходством будь же горд;
Во всем будь пращуру подобен:
Как он, неутомим и тверд,
И памятью, как он, незлобен.
В эти годы Карл Росси еще в чести и замыслы его соответствуют правительственным устремлениям.
Проходит время, а задуманные реформы не находят воплощения. Радужные надежды рассеиваются, и Николай I не обретает той признательности общества, которой пользовался его старший брат в первые годы своего царствования. «Победитель» 14 декабря для думающей части населения все яснее предстает силой карательной.
Страх перед революционными грозами 1830–1831 годов во Франции и Польше вынудил правительственный корабль отвернуть вправо. Причем столь круто, что в 1839 году цензор А. Никитенко с горечью записал в своем дневнике: «России необходим еще новый Петр Великий. Первый Петр Великий ее построил, второму надлежало бы ее устроить. Теперь в ней всё в хаосе. Кто выведет ее из этого хаоса? Где могущественный, светлый ум, который разделил бы стихии и связал их в гармоническое целое?»
Курс государственного корабля, определяемый триадой «самодержавие, православие, народность», не вызвал сочувствия лучших людей общества. Его не одобряли те, кто хотел видеть развитие России по образцу Западной Европы. Не принимали его и те, кого историк Тимофей Грановский в своем письме 1838 года впервые назвал «славянофилами». Последние считали современный им строй извращенным по причине насаждаемой бюрократии в церковной и государственной жизни. Однако «корабль», не считаясь с мнением многочисленных «пассажиров», продолжал двигаться в заданном направлении.
В 1840 году Министерство государственных имуществ поручило К. Тону, ревностному приверженцу «русско-византийского стиля», составить атлас «образцовых» проектов крестьянских построек. Архитектуре следовало говорить с современниками языком, «издавна русскому народу знакомым и слившимся со всеми его стихиями». По сей причине в 1841 году принят закон, который указывал, что «могут с пользой принимаемы быть в соображении чертежи, составленные на построение православных церквей профессором Тоном». В такое время, в таких условиях классицизм Росси, стиль, утвержденный некогда в свободомыслящей Франции, был абсолютно не нужен.
Для Карла Росси отставка от должности не есть отторжение от дела. Он из той породы людей, что не мыслят себя без любимой работы. Потеря ее есть потеря смысла жизни. Делом такие люди держатся, делом живут до последних дней своих. Вот почему, чуть-чуть укрепив здоровье, Росси вновь начинает заниматься любезной сердцу архитектурой — рисует, чертит, проектирует.
В 1834 году предлагает окончательный вариант Михайловской улицы, по которому ведет застройку П. Жако. В 1836-м — переделывает левый корпус Театральной улицы, приспосабливая его для нужд балетного училища. В 1838 году рисует вариант новой площади перед Инженерным замком, но, увы, согласия на строительство не получает.
В том же 1838 году по просьбе графини А. Орловой-Чесменской и архимандрита Фотия создает проект колокольни для одной из старейших российских обителей — Юрьева монастыря в Новгороде Великом. Но даже за 185 верст от столицы зодчий все же под пристальным вниманием императора. Узнав о проекте, Николай I велит «укоротить» колокольню: строить ее двухъярусной, а не трех-, как замыслил Росси. Новая звонница не должна превышать Ивана Великого в Московском Кремле.
В поисках дела Карл Иванович выполняет поручения Министерства финансов, где правит граф Е. Канкрин, написавший в молодости несколько книжечек об архитектуре. Немец, педант, дотошно разбирающийся в своем деле, граф уважает людей, преданных своему занятию. Вот почему он охотно помогает Росси. Весной 1841 года министр поручает зодчему построить новый мост у Никольского рынка взамен недавно рухнувшего. Карл Иванович с удовольствием берется за дело и успешно справляется с ним. 14 ноября министр докладывает государю: «Устройство вновь сооруженного моста у Никольского рынка на железных балках было поручено архитектору Росси и выполнено им, хотя и по известной методе, но со многими придуманными им скреплениями, по отзыву генерал-лейтенанта Гетмана с полною безопасностью. Как кроме сего поручения на Росси возлагаются и другие, особенно по таможенной части, то Министр финансов осмеливается всеподданнейше испрашивать высочайшего Вашего Императорского Величества соизволения на выдачу Росси, по настоящему случаю, в награду из сумм, на сооружение означенного моста предназначенных, восьмисот рублей серебром».
Император соизволил милостиво разрешить. Награда немалая и для архитектора важная. В доме, как всегда, нет денег, а по курсу, установленному Канкрином, зодчий получит 2800 рублей ассигнациями — почти пятую часть своего годового пенсиона.
Через две недели после этого события Карл Росси назначен членом по искусственной части в существующих строительных Комиссиях. Видимо, не так-то легко обойтись без его опыта, вкуса и знаний.
Памятуя случай в Георгиевском зале Зимнего дворца, государь теперь поручает Карлу Ивановичу самые различные технические проверки и наблюдения. То следует представить заключение о состоянии стропил и балок Большого Каменного и Каменноостровского театров, то надлежит высказать соображения о надежности Ротонды — двухъярусного круглого зала с верхним светом в новопостроенном архитектором А. Штакеншнейдером Мариинском дворце. Карлу Росси велено наблюдать за строением Александринской больницы — своеобразного памятника умершей дочери императора Александре Николаевне. Правда, без дополнительного жалованья…
Все же в этом потоке хлопотных, чисто технических поручений выпало одно настоящее дело: устроение пространства между Синодом и Конногвардейским манежем.
В 1842 году канал, протянувшийся от Адмиралтейства до «Новой Голландии», заключили в трубу, а сверху насадили деревья. Десять лет понадобилось, чтобы наконец проект Росси претворили в жизнь. Вскоре после этого события Николай I нежданно получил подношение из Берлина: две бронзовые статуи Победы работы скульптора X. Рауха. Это прусский король Фридрих-Вильгельм IV прислал их как ответный дар за две группы «Укротителей коней», созданных П. Клодтом. Николай Павлович решил установить полученные статуи на новом бульваре, и Рауху заказали проекты постаментов. В конце 1844 года чертежи прибыли в Петербург, но, видимо, не понравились императору. Вот тогда все работы поручили Карлу Росси.
18 января 1845 года зодчий подал на высочайшее имя записку «Об устройстве двух гранитных колонн под бронзовые фигуры для нового Адмиралтейского бульвара»[10]:
«1. Чтобы они находились при сих бульварах, а приличным нахожу поставить их не на боковых аллеях бульвара, но с
