В дружный и веселый дом Росси смерть пришла впервые в 1841 году. После недолгой болезни умерла младшая дочь Леонтина. Случилось это в гнилом ноябре. Сначала ударили морозы, а потом вдруг оттепель, да такая, что на Неве начался ледоход. В Петербурге объявилась повальная простудная болезнь, и Леонтину не смогли уберечь.

Беда никогда не приходит одна. 5 июня 1842 года канцелярия Министерства финансов, для которого архитектор все время выполняет отдельные поручения, подает прошение на высочайшее имя: «Архитектор Росси имел несчастье потерять зятя, капитана 2-го ранга и командира фрегата „Цесаревич“ Тихоновича, который умер у него в доме, оставя жену и двух дочерей без всякого состояния, и сам Росси, стесненный крайним своим положением… не имеет средств даже к приличному погребению». Овдовела старшая дочь, Зинаида, обвенчавшаяся с Тихоновичем в январе 1837 года.

Бывшему придворному архитектору просить помощи на похороны зятя, конечно, унизительно, но постоянное безденежье уже приучило Росси прятать гордость в карман. К тому же он ведь немало сделал для императорской фамилии и теперь вправе надеяться на внимание. Государь Николай Павлович милостиво выделяет коллежскому советнику 600 рублей серебром на печальную церемонию. В этот же день дочери действительного статского советника Степанова пожаловано на свадьбу 750 рублей. Табель о рангах соблюдается свято.

Уметь распоряжаться деньгами, разумно вести хозяйство не было дано ни госпоже Гертруде Росси, ни ее сыну. Видимо, наклонностей деловой хозяйки была лишена и Софья Андерсон. За три месяца до смерти зятя архитектор уже взял в счет жалованья 3000 ассигнациями в долг. Правда, не исключено, что понадобились они для отправки старшего сына Александра в Италию на учебу. Проявив отменные способности в занятиях архитектурой, он получил право поехать за границу пенсионером Академии художеств. Возможно, без прошений отца дело не обошлось. Еще в 1835 году Александра Росси наградили серебряной медалью Академии и присвоили звание свободного художника. В ноябре того же года он просит зачислить его помощником архитектора при Кабинете Его Императорского Величества. И вот только теперь отъезжает в Рим для совершенствования мастерства. Карл Иванович счастлив — род зодчих Росси не угаснет.

Пора всерьез подумать о будущем остальных детей, Болезни и годы всё чаще и сильнее напоминают о себе. 11 февраля 1843 года Карл Иванович в очередной раз подает прошение об усыновлении мальчиков, рожденных Анной Больцини. И снова приходится собирать различные бумаги и сведения, и, как прежде, скрипя крутится тяжелая канцелярская машина. Наконец, следует монаршее согласие. Теперь уже никто не сможет обозвать Александра, Михаила, Карла и Льва «бастардами».

Год 1843-й завершается небольшой радостью. Овдовевшая Зинаида вновь выходит замуж. По сему поводу архитектор пишет очередное прошение на высочайшее имя: в связи с тем, что дочь выходит замуж за подполковника Генерального штаба Е. Чирикова, прошу выдать пособие из Государственного казначейства 5000 рублей серебром с вычетом в течение шести лет из пенсии 3000 рублей ассигнациями в год. 12 октября император отдает повеление: исполнить. Теперь можно немного перевести дух: Зинаида пристроена хорошо. У Егора Ивановича свое имение в Холмском уезде Псковской губернии. Когда через несколько лет подполковник решит построить там новый барский дом, Карл Иванович подготовит для него специальный проект…

Итак, кажется, наконец все начинает складываться благополучно. Александр в Италии, Михаил заканчивает Дерптский (ныне Тартуский) университет и, наверное, пойдет на службу в Министерство иностранных дел. Карл — юнкер, решил посвятить себя военной карьере, Лев служит мичманом в 24-м флотском экипаже. Непонятны склонности самого младшего — Николая. Он пока ходит во Вторую Петербургскую гимназию. И как хорошо, что именно туда. Все лето город только и говорил о страшном событии, приключившемся в Корпусе путей сообщения. Мальчики-кадеты освистали учителя-офицера, обращавшегося с ними ужасно грубо. Тогда шестерых зачинщиков бросили в подвал до высочайшего решения. Оно вскоре последовало: детей прогнали сквозь строй перед всем заведением. Доктор, там присутствовавший, отказался отвечать за жизнь некоторых из них. Затем несчастных лишили дворянства и по этапу, как колодников, отправили на Кавказ служить солдатами. В гимназии подобное зверство невозможно. А Вторая Петербургская особенно славится своими разумными преподавателями…

Преждевременная радость всегда близорука. Весной 1844 года тяжело заболели Карл и Лев. Ухудшилось здоровье жены: стали одолевать мучительные боли. Еще прошлым летом врачи настоятельно советовали поехать на остров Эзель (теперь Сааремаа) лечиться грязями. Выполнить совет не представилось возможным: деньги ушли на свадьбу Зинаиды. Поэтому 27 января 1844 года Карл Иванович пишет очередную слезницу: «По случаю тяжкой болезни жены моей и двух сыновей, из коих один находится в Свеаборге, а другой в Нарве, я вынужден был сделать значительные издержки на лечение первой и все, какие имел деньги, послать последним, а затем сам с семейством претерпеваю совершенный недостаток».

Конечно, следует немедленно поехать за границу и показать жену лучшим врачам, но для этого нужны большие деньги. Вдобавок к существующим трудностям опубликован новый указ о поездках за рубеж. Молодых людей до двадцати пяти лет вообще не пускают. Остальные должны платить пошлину — 100 рублей серебром. После этого могут поездку разрешить, а могут запретить. Указ — дитя страха перед европейской «революционной заразой». Рассуждения правительства просты: меньше будут ездить, меньше опасных идей проникнет в Россию. В случае, если ты болен и жаждешь лечения, то тебе милостиво дозволяется умереть дома.

От положения, сложившегося в семье Росси, можно прийти в отчаяние. А страдания нравственные, в отличие от болей физических, всегда кажутся бесконечными. Пережить несчастья легче в кругу близких и верных друзей, но рядом с Карлом Ивановичем остались только сводная сестра Мария и ее муж Огюст Пуаро, который умрет летом 1846 года. Много друзей зодчий обрести не сумел. Может, потому, что всю любовь свою всегда отдавал только семье и дорогой сердцу архитектуре…

В другое время Карл Иванович попытался бы забыться в работе, но, увы, с каждым годом у него все меньше и меньше дел. Теперь уже не отгородишься от всех невзгод чертежами, планами, рисунками, не вытеснишь домашние печали беспредельной радостью созидания. Остается только безропотно тащить свой крест и надеяться, надеяться, надеяться… А пока 27 декабря 1844 года Росси берет у казны в долг 300 рублей серебром. 5 мая 1845 года, «находясь в весьма стесненных обстоятельствах», просит еще 1500 рублей. Врачи, аптекари, сиделки требуют денег. Много денег…

Трагическая развязка приближается неумолимо. 20 марта 1846 года в очередном прошении о займе Росси пишет: «…находясь в крайней нужде в особенности теперь по случаю смертельного положения супруги своей…» А 1 апреля Софья Андреевна скончалась, прожив сорок шесть лет. Случилось так, что исполнительные чиновники именно в этот день подсчитали долг зодчего — 1287 рублей 48 копеек серебром. Но денег на похороны у Карла Ивановича нет. Человек, построивший роскошные дворцы и здания Петербурга, не